10 октября. С 1-го числа начались политзанятия. Я и мои друзья, конечно, не посещаем их в принципе. Кое-кто, глядя на нас, тоже не пошел на «политику». Этих новеньких отказчиков начальство незамедлительно наказало лишением посылок и передач.
Их прорабатывали по лагерной радиосети. Нас же, ветеранов, никто и пальцем не тронул. Махнули рукой и словно не замечают.
14 октября. Сблизились с Юрой Машковым. В православии он продвинулся больше нас. По выходе на свободу хочет стать священником. А ведь сидит за ревизию марксизма, хотел создать анархо-коммунистическую организацию. После работы всей капеллой читаем вслух Владимира Соловьева. Все полны предчувствием, что в ближайшие дни что-то резко изменится.
16 октября. Сегодня утром, возвращаясь из столовой с завтрака, вздрогнул у столба с репродуктором. Снят Хрущев! Трудно описать всеобщую радость заключенных и растерянность начальства. Однако кое-кто задумался: «Как знать, а вдруг это поворот к еще более худшему?» Володя Садовников, например, всеобщий восторг не разделял. Во всяком случае в мистических предсказаниях оказалась крупица правды. Уже днем меня и Ильякова вызвали к начальству по поводу наших жалоб на произвол. Сделали вид, что разберутся. Не будь перемены властей, о наших бумагах никто бы не вспомнил.
19 октября. Пропадают мои письма к маме. Она волнуется: а что я поделаю?
29 октября. С отстранением Хрущева ничего не меняется. Все по-старому.
2 ноября. Заступились за Илью Бокштейна. Его начали третировать старики в инвалидном бараке, вышвырнули на проход его койку. Илья 7 лет пролежал в параличе, у него искривился позвоночник, он мал и тщедушен. Мы явились с грозным видом в его секцию, с шумом поставили койку Ильи на место и пообещали расправиться с каждым, кто его тронет. Одно дело обсуждать еврейско-масонский вопрос и совсем другое дело маскировать бытовым, коммунальным жидоедством свою личную корысть (кому-то приглянулось место в секции, где спал Бокштейн, а прикрылись «идеологией»). Глухари струсили: они думали, что Илья одинок.
7 ноября. Некоторые марксисты этот день отмечают, другие не признают и Октябрь. Для нас этот день, как и 27 февраля, – день национального траура. С Сергеем Пироговым отношения дипломатические: он – отличный человек, но, увы, твердолобый марксистский догматик. Его подельник Олег Тарасов (их обоих судили в Архангельске: 7 и 5) освободился в декабре 1962 г. Пирогов выйдет в этом году. В деле С.Пирогова есть такой эпизод, впрочем, наиважнейший «эпизод», без которого не было бы и «дела». Чекисты убедили девушку, с которой дружил Сергей, выкрасть у него личные записи и сдать их в органы, уверяя, что ее возлюбленный – опасный американский шпион. Девушка выполнила задание родного государства, а позже узнала, что только на основании выкраденных ею записей, в т. ч. дневниковых, с иными, чем в «Правде», мыслями ее друг и схлопотал 7 лет неволи. Что она собственными руками отняла у него кусок жизни.
2 декабря. Работа все та же – опилки и обрезки. На прошлой неделе намело уйму снега, тачку с опилками невозможно было переть из подвала по обледенелой доске. Пришлось потребовать санки. Сегодня же снова оттепель.
6 декабря 1964 г. Этап. С третьего на седьмой или из поселка Барашево в поселок Сосновка. Правда, поселки-то эти мы видим лишь издали. Итак, нас перевоспитать не смогли, решили разогнать по большим зонам. Встретился с Э.С. Кузнецовым: он все время после спеца находился здесь, на 7-м работал зольщиком в котельной. За это время он сблизился с иудеями, ведь он сам по отцу еврей (мать – русская). Впрочем, Эдик носит крест, считает себя православным.
9 декабря. Сегодня на 11-й зоне выходит на свободу мой старый приятель Игорь Васильевич Авдеев. По-видимому, он поедет в Николаев. Здесь, на 7-м, довольно скучно. Прежней компании нет. Мои остались на третьем, скоро их, наверное, вернут на 11-й. Сблизился с Виктором Семеновым из Пятигорска. Семенов сидит за намерение уйти из ГДР, где находилась его воинская часть, в ФРГ. Срок 10 лет, фактически он просто ушел в самоволку, никакой границы не переходил. Но 19-летний парень не смог доказать, что он не изменник.
30 декабря. Работаю в отделочном цехе. Полирую футляры для телевизора. Норма – 10 футляров в смену, а когда-то было 4. Норму нагнали сами зеки, особенно те, кому скоро освобождаться. Хотят к моменту выхода на свободу иметь клок денег и перевыполняют изо всей мочи. Начальство же аккуратно поднимает планку.
5 января 1965 г. Яркий солнечный день. Встретил литератора Леонида Ситко. Он тянет третий срок. Первый раз сидел в немецком лагере. Мы сказали друг другу почти одновременно: «Судьба ужасна, а жизнь прекрасна».
7 января. Отметили Рождество Христово. Часто пьем кофе втроем: Семенов, Ситко и я. Частенько к нам присоединяется Борис Николаевич Сосновский из Новосибирска, физик, марксист, прекрасной души человек и поэт Валентин Петрович Соколов. Он родился в 1927 году. Жил в Шаховской (Московская область), где его отец, кажется, агроном, покончил с собой жутким способом, потом – в Калинине (Твери) и на Донбассе. В 1948 г. он и его два приятеля-абитуриента были арестованы за ревизию марксизма, а Соколов еще и за стихи. Освободился в 1956 г., но в мае 1958 г. был арестован вновь (в городе Новошахтинске) и приговорен к 10 годам за антисоветские стихи. В лагере Валентин написал поэму «Гротески» о трагической судьбе жертв советского режима. Соколов, конечно, очень талантлив. Но он презирает всех, кто двурушничает, т. е. кто в душе не согласен с политической системой, а сам печатается в советских журналах. В этом смысле о таких приспособленцах, как, например, Евтушенко или Роберт Рождественский, он и слышать не хочет: находит для певцов коммунизма самые резкие выражения. Питерскому поэту Анатолию Радыгину (срок 10 лет за попытку перехода границы), успевшему выпустить на свободе сборник стихов, Соколов говорит с укоризной: «Эх, ты…» Есть у Соколова свои заскоки. Попадая в изолятор, он режет свое тело и кровью мажет белье. Еще он любит выпить при случае (лаку, конечно, водки здесь нет). При всем этом у него тонкая нежная душа. Валек пользуется всеобщей симпатией заключенных.
9 января. На Рождество я не вышел на работу. Начальник отряда вызвал на душеспасительную беседу. «Вы меня лучше не трогайте», – сказал я с особенной интонацией. «Вы мне не грозите. Я ничего не боюсь», – покраснел и растерялся офицер. Он имел в виду, что не боится Бога, но вслух произнести это не решился. А сегодня меня поволокли в штаб: «К Вам мать приехала. Сбрейте бороду, или мы дадим только одни сутки» (вместо трех положенных). Я отказался и ушел в барак. Примчался шестерка из штаба: «Осипов, на свидание!» Я отправился в дом свиданий. Все же дали двое суток. Мама плакала, умоляла сбрить бороду. Я сбегал к парикмахеру и побрился.
10 января. Мама кормит меня, как на убой. Пью чай, курю столичные сигареты. Не жизнь, а сон. Впрочем, когда я с ночной смены вернулся в дом свиданий и чуть-чуть прикорнул, ворвавшийся в комнату опер заорал: «Кто спит?» Мама жалобно оправдывалась, что сын всю ночь работал в цехе.
12 января. Пессимисты – это чаще всего эгоисты. Жизненные неудачи, удары судьбы затмевают им свет жизни.
17 января. Здесь сидит Юрий Александрович Храмцов. Когда-то он был солдатом Советской Армии, по национальности удмурт. Служил в Восточной Германии. Из идейных соображений ушел в ФРГ. Поступил в американскую разведшколу, окончил ее. Считал, что в борьбе за демократию все средства хороши. Завершил учебу в школе ЦРУ, перешел с напарником норвежско-советскую границу. При переходе напарник предложил сдаться советским властям. Храмцов категорически отказался и получил несколько пуль. Приятель, полагая, что убил Храмцова, пошел на заставу и сдался. Юрий чудом остался жив, правда, стал инвалидом. Получил 25 лет. Дело было в начале 1953 года. Так что сидит он 12 лет, а впереди – 13. Дружок тоже получил срок, поменьше. В лагере Храмцов пришел к православной Вере. Шрам от ранения в голову остался у него на всю жизнь.
18 января. По-прежнему работаю в отделочном. В четверг, пятницу и субботу сдавал по 5 футляров. Это – полнормы. Полирую неплохо, но долго и потому очень медленно. Из 8 рабочих часов практически непрерывно работаю все 7. Час – на подготовку, поиски утащенных банок с ацетоном, перекуры.
29 января. Эту неделю работаю в третью смену, с 1 часу ночи до 8 утра. Самая муторная смена.