Он снова смывал с нее сперму, прямо так, сидя на полу душевой, под струями теплой воды. Проводя рукой по ее лицу, задевая пальцами зацелованные губы, а потом этими же пальцами проводил по половым губкам, нежно смывая уже свой оргазм.

— Как ты, Конфетка?

Лукас задорно улыбнулся и заглянул в лицо девушки. Она уже пришла в себя, пыталась встать, но он крепко ее держал. Шон, отвернувшись, резкими движениями натирал себя гелем для душа, Кэндис посмотрела на него и, прикусив губу, опустила голову.

— Все хорошо, Лукас.

— Точно все хорошо?

— Да.

— По твоему лицу не скажешь.

— Я не очень хорошо себя чувствую.

— Что-то болит? Я сделал тебе больно?

Кэндис не могла и не хотела говорить, что ей снова безумно стыдно. Она ведь совершенно не такая, как эти мужчины о ней думают. А они, наверняка, думают, что она доступная и безотказная. Она не хочет быть такой, но как же трудно сказать им “нет”. Кэндис снова потеряла голову, стоило лишь Шону поцеловать ее, а ведь была решительно настроена. Тот первый раз можно было списать на глупость, на случайность.

Но сейчас повторилось все заново, мужчин снова было двое. Суровый, чуть грубый Шон, который брал ее, больно сжав запястья над головой, она все еще помнит его яростные толчки, напор. А потом Лукас, с его нежными ласками, от которых она таяла, словно мороженое под техасским жарким солнцем.

Она не знала, как вести себя, она даже уйти не может, ведь Шон привез ее сюда на своей машине, прямо из бара. Наверное, Рик ее потерял.

— Не лезь к девочке. Дай ей отдохнуть, — она вздрогнула от громкого голоса Шона.

— А ты не пугай. Она и так вся трясется. Давай, малышка, вставай, пойдем, я смертельно хочу жрать.

Не глядя на Шона, Кэндис быстро выходит из душевой, заворачивается в огромный, пушистый халат, слегка вытирая волосы, выходит из ванной. Мужчины идут за ней, остановившись, чтобы поднять свои разбросанные вещи у кухонного острова, Кэндис оборачивается и замирает на месте.

Они стоят в паре метров, оба крепкие, высокие, их бедрах обернуты полотенцами, вода стекает по мускулистым телам, влажные дорожки бегут по кубикам пресса. Словно два породистых скакуна, те, что они разводят на ферме. Лукас приглаживает отросшие волосы, чуть склонив голову, слегка улыбается девушке, в его синих глазах играют озорные огоньки.

Шон такой же суровый и неприступный, брови сведены вместе, темные, коротко стриженые волосы, с них по вискам и скулам стекает вода, в глазах пылает чистый огонь. Кэндис рассматривала их широко открытыми глазами.

— Детка, не стоит так открывать свой сладкий ротик и облизывать пухлые губки. Это опасно, — сказал Лукас игриво.