— А как на самом деле было, скажешь?

— А надо?

— Надо.

— Реально ворвался, вбил меня вместе с дверью внутрь, начал кричать, угрожать. Когда попытался избить, я отходил его кистенем. Когда он за нож схватился, добил урода. А потом ему организовал состав преступления, чтоб посадить надолго.

— Жестко. Но по-нашему. Видишь врага — уничтожь. И честность оценил, Жора.

— Я за понимание и взаимное доверие, насколько оно может иметь место. Говори, Петр, ты же не погулять приехал.

— Помнишь, ты говорил про очередную смерть дедушки. Точнее можешь сказать?

— Могу, девятого февраля помрет. Они все, кто девятого, кто десятого…

— А следующий кто будет?

— Черненко, такой же полутруп. Десятого марта восемьдесят пятого побежит друзей догонять.

— У тебя совсем нет уважения к руководителям, Жорж?

— А есть за что? Отдал всё, что мог Родине, отойди в сторонку, не мешай! Они то ли за жизнь цепляются до последнего, то ли за власть. За её призрак. И перенаправляют все ресурсы на грызню между собой. А чьи ресурсы? Чьи люди как дрова в топке горят? Наши, советские. Вот Щелоков с Андроповым стрельбу в центре города устроили, под пули кинули самых лучших. Коммунисты стреляли в коммунистов. Вот ты, Петр, «Ты за большевиков али за коммунистов?»

— Умеешь всё с ног на голову поставить. Все расклады дал, только что делать, неясно.

— А что тут сделаешь, когда гниль кругом. Ты вот зачем выпытывал, ищешь, к кому пристроиться? Так сразу скажу — не к кому. Эти два трупы практически, с после них такой придет, что вся страна потом тридцать лет будет ему углей пожарче в аду желать, а он в своей Германии будет только поплевывать.

— Как в своей Германии? Генеральный секретарь?

— И президент Советского Союза до кучи. Как Союз в девяносто первом расформируют, так он в Германии и окажется. Его там любить будут сильно.

— За что? За упразднение нашей страны?

— В первую очередь, за объединение Германии.

— Да чтоб тебя! Он хоть выторгует что-то за это нам?

— Гражданство для себя. Разве не удачный размен?