Данжер попытался поменять позу и вскрикнул от пронзившей его тело безумной боли. Она все нарастала и нарастала, отодвигая на второй план все остальное. Сначала боль пульсировала, подобно ударам сердца, отступая и возвращаясь вновь, расползаясь спазмами по всему телу, пока не превратилась в мощную непрерывную барабанную дробь. Боль в поврежденных ребрах соперничала с болью в изувеченной ноге. К тому же мышцы то и дело сводило судорогой. Но василевс не собирался сдаваться! Он не хотел раньше времени превращаться в неподвижную куклу! Движение было единственным проявлением свободы, которое он мог себе позволить. А потому Данжер закусил губу, собрал все свои силы и буквально заставил себя двигаться, невзирая на то, что его тело жаждало оставить эту попытку, а разум говорил, что уж лучше бы он произнес нужную Марте фразу, чтобы не нужно было больше бороться.
Марта с любопытством смотрела на изображение Данжера в одном из своих магических зеркал и хмурилась. Почему, ну почему этот дракон упрямится? На что он надеется? Неужели хочет бороться до последнего? Какой смысл? Да если даже сейчас перед Данжером гостеприимно откроются тюремные двери, он все равно сбежать не сможет! Он даже встать не сможет, поскольку обе ноги у него были сломаны! Причем правая, похоже, в двух местах. Такие раны без магического вмешательства не вылечишь.
Марта нетерпеливо постучала хвостом по полу. Придется Данжера слегка подлатать. Для того, чтобы заклятье фразы самоубийства подействовало, он должен стоять на своих двоих. Марта хмыкнула. Этот встанет, можно не сомневаться. Еще и ухмыляться будет. Крупное, плотное тело, сильные руки, умеющие держать любое оружие, страшная маска вместо лица… три старых шрама и один свежий, прямо через правый глаз. Да. Тут уже никакой маг не поможет. Глаз потерян. Зато второй, темный, с недобрым прищуром, по-волчьи смотрит исподлобья. Длинные растрепанные волосы, связанные в хвост, настолько пропитаны кровью и грязью, что даже непонятно было, какого они собственно цвета. Кожа разодрана, одежда висит лохмотьями, однако ни звука, ни стона от Данжера Марта так и не услышала. И, похоже, услышит еще не скоро. Ну, что ж. У нее еще есть время. Целая вечность. А пока… пока ей необходимо было заняться големами. Похоже, что завоевать людей будет не таким уж простым делом, как ей казалось.
Глава 9
И то сказать, что за удовольствие убить врага издали, нет в этом никакого стиля, зато отчетливо попахивает дурными манерами. Совсем иное дело — с разгона насадить противника на копье, развалить молодецким ударом до пояса, на худой конец — одним взмахом тяжелой булавы в лепешку сплющить вражине голову со шлемом в придачу.
Когда я, наконец, добралась до Киева, столица уже стояла на ушах. Как же, княжну похитили чуть ли не из терема! Спрашивается, и куда охрана смотрела? А мамки с няньками в количестве пятнадцати человек? А служанки? Зато сейчас носятся, как чижики ошпаренные, вопят почем зря и причитают над злой судьбиной юной княжны. Так что прежде, чем попасть к Мирославу, наслушалась я про его Любаву — будь здоров. Правда полезной информации из всего этого было с гулькин нос, но и это радовало, поскольку лично я княжну ни разу в глаза не видела. Оказалось, что Любава (разумеется, девица недюжинной красоты, немереного ума и неисчислимых добродетелей) недавно отпраздновала свою пятнадцатую весну. Естественно, желающих заполучить в жены такое сокровище (если учесть размер приданого, то это даже не преувеличение) было выше крыши — высокородные князья (и свои, и зарубежные), толпами Мирослава осаждали. От претендентов на роль спасителя княжны и государства буквально отбою не было. Полон город наехало. Я даже Ваню увидела, первого моего знакомца в этом мире.
— О, Ваня, привет! — искренне обрадовалась я встрече. — Как служба у князя?
— Служим помаленьку, — степенно ответил богатырь. — А тебя князь, никак, тоже на службу призвал? Небось Любаву искать?
— Ее родимую. И, как вижу, не одна я спасать ее поеду.
— Так то ж княжеская дочь! Вот Мирослав и призвал богатырей из разных концов Руси. Ну и иноземных тоже. Кто княжну вернет — тому князь казны золотой отсыплет.
— Много? — тут же алчно поинтересовалась я.
— А по весу Любавы.
Я аж присвистнула мысленно. Даже если княжеская дочь худенькая, как черенок от метлы — это круто! Но вряд ли это так. В древней Руси тощие модели были не в моде. А это значило… это значило, что вырученного за Любаву золота вполне хватит не только мне (при условии, что я сумею ее спасти), но и моим внукам (если, конечно, я ими когда-нибудь обзаведусь).
— Те, кто познатнее, руку Любавы просить будут. Ну, это князь уж решит, — продолжил Ваня свой рассказ. — А кто попроще, как я, и золотом обойдется.
— Неужели уж Любава настолько прекрасна, что за ней такое количество народа ехать решило? — удивилась я.
— Бела, как белый снег, щеки у нее — будто алый цвет, черные брови как у соболя, ресницы — как два чистых бобра, ясные очи как у сокола, тиха, смирна реченька лебединая, походочка павиная, станом статна, да умом сверстна, — вдохновенно начал перечислять Ваня.
— Хватит. Все ясно. Мечта богатыря, короче.
— Фьяну к князю! — зычно возвестили из дворца. Я махнула Ване рукой и направилась к Мирославу. Тот восседал на троне в весьма мерзком настроении и мрачно слушал просьбу очередного богатыря позволить ему биться за руку Любавы.
— Позволь, княже, слово вымолвить, не позволь за слово казнить, засудить да голову сложить под меч склонить! — надрывался проситель. Наконец, Мирослав устало вздохнул и махнул рукой — разрешение было получено. Осчастливленный проситель тут же испарился, и я ступила на его место, приветственно склонив голову.
— Не по чину ведешь себя, ведьма! — забубнил кто-то из бояр. — В ноги, в ноги князю кланяйся!