Однако, грусти, не грусти, а делать нечего. Правда, процесс покупки нужных вещей я отложила на вечер, а сама решила пройтись по базару и хоть немного развеяться. Базар бурлил, шумел и радовал глаз яркими красками. Выторговав себе скидку на пару пирожков с вареньем, я с удовольствием их сжевала и почувствовала, что настроение опять поднимается. Выкинув из головы гадкого цыгана и неблагодарного коня, позволившего себя украсть, я погрузилась в праздничную суету и только успевала вертеть головой, да периодически обновлять заклятье против воров. (Жаль только, что вспомнила я о нем уже после того, как у меня коня умыкнули!)
Первое, что я про себя отметила, так это то, что народ был одет намного пестрее, чем в обычные дни. Рубахи и сарафаны просто жгли глаза яркими расцветками. А второе — что росские девушки так же, как и мужики, были весьма и весьма склонны к полноте. Странно. Вообще-то я всегда думала, что все русские красавицы поголовно были стройными, как березки. Ну знаете — очи орлиные, брови соболиные, трубчата коса до пояса… В общем, мечта богатыря. Однако, за все время своего пребывания в данной реальности, девицы, подходящей под былинное описание, я так и не встретила. Ни одной. Толи сказители врали, как сивые мерины, толи одно из трех, но все росские девушки больше походили на пышную сдобу, чем на тривиальные березки. Я еще могу понять, что при упоминании о девичьих персях[4] летописцы не уточняли размер последних (зачем мужиков в грех вводить?), но вот почему так нагло были преуменьшены остальные габариты? Вроде, местные мужики, в отличие от моих современников, на девушек с фигурами шнурков не западали. Более того, считали их безнадежно больными. Так как же, интересно, до березок дело дошло? И, кстати, еще одна забавная деталь — все, даже самые бедно одетые женщины носили сережки и были раскрашены не хуже индейцев. Толстый слой белил, густые румяна и начерненные брови. Просто сплошная сказка «Морозко» какая-то! Парад Марфушенек!
Однако, по всей видимости, местным мужикам такое разнообразие было по вкусу. Во всяком случае, смотрели они на смущенно хихикающих красавиц весьма задорно, стараясь выпятить сразу и живот, и бороду. Один из женихавшихся кавалеров даже кинул гусляру монетку, дабы порадовать любимую девушку рассказом о заморских волшебных чудесах. Гусляр начал перебирать струны и… нет, не петь, а именно рассказывать весьма примечательную историю о Соломоновом кольце. И поскольку я взялась уж делиться с вами байками данного измерения (хоть какая-то польза будет от моего пребывания здесь), то грех не поведать и эту историю.
Гусляр дернул струны в последний раз, и собравшийся народ вознаградил его еще несколькими медными монетками. Видимо им, в отличие от привередливой меня, сказочная история — страшилка очень даже понравилась. С другой стороны — я тоже не зря потеряла возле гусляра время. Какой-то крестьянин, (судя по виду, весьма зажиточный), отозвал меня в сторону, представился Медвяном (интересно, и за что же его так обозвали? Мед что ли пил без просыпу?), и предложил работу по моей прямой специальности. Оказалось, что их мелкую деревеньку обижает водяной, и народ никак не может найти на него управу.
Честно говоря, предложенная работа не понравилась мне с самого начала. В конце концов, я же не ведьмак какой, чтобы с нечистью сражаться! Даже если эта самая нечисть отвратительно себя ведет! Ну и потом… вы знаете, как нужно охотиться на водяного? Я тоже нет. Я даже не имела представления, как он выглядит. Нет, разумеется, Медвян напел мне в оба уха страшных картинок. Но разве им можно верить? Если слушать моего нанимателя, то получится, что сидит посреди озера зеленый старик, покрытый водорослями. А когда просто так сидеть надоедает, берет большого сома, седлает его и разъезжает по всему водоему в поисках утопленников. (Зачем? А кто его знает!) Медвян так же поведал мне, что водяному нужно непременно низко кланяться, так как он требует к себе уважения. И если водяного не уважить, он начинает мстить. Месть эта заключается в порче мельниц, в разгоне рыбы, и (иногда) в покушении на человеческую жизнь.
— И кто же вашему водяному так невежливо поклонился, что он вам мстит? — ворчливо поинтересовалась я.
Однако в ответ получила возмущенное уверение в том, что никто водяного не обижал и о причинах его обид не знает. Так что если мне удастся выяснить, на что болотная нечисть обиделась, и уговорить его простить местных жителей, мне заплатят гораздо больше, чем если я просто отсеку ему голову.
На мой резонный вопрос, а зачем деревне вообще нужен водяной, Медвян порадовал меня целой историей. Оказывается, если наладить с водяным дружеские отношения, он не только будет выручать людей в случае несчастий на воде, но и будет оберегать невода и другие рыболовные снасти. Вдохновившись подобными воспоминаниями, Медвян тут же начал убеждать меня не убивать водяного, а именно поговорить с ним и его умилостивить. Дело даже дошло до того, что тот же самый тип, который несколько минут назад рассказывал мне про водяного страшные истории, теперь стал меня убеждать, что водяной, в сущности, довольно робкий старик, который смел только в своем царстве. Зато там, если уж он осерчает, хватает купальщиков за ноги и топит их, особенно таких, которые ходят купаться без креста, или же не в указанное время, позднею осенью.
— Топит душеньки напрасные народу православного, — подвел итог рассказчик и тяжко вздохнул.
В другой раз я послала бы Медвяна куда подальше, честно. И меня даже совесть мучить не стала бы. Однако в данный момент я просто не могла позволить себе такую роскошь. Денег у меня осталось всего ничего, последнего коня увел цыган, а работа по прямой специальности не маячила для меня даже в отдаленной перспективе. Окончательно дело решил все тот же Медвян, пообещав довезти меня прямо до озера вместе с вещами и дать мне в счет оплаты (после того, как я выполню работу, разумеется), какого-нибудь коня. Последнее обещание меня прельстило, а вот от идеи купить себе на базарчике вещей и еды я благополучно оказалась. Кто ее знает, чем для меня встреча с водяным закончится? Так что запрыгнула я к Медвяну на телегу, и мы двинулись в сторону его деревни.
Встретили меня там довольно радостно. Тут же собрали на площади оплату (видимо, чтобы полюбовавшись оной, я исполнила работу как можно лучше), повторили просьбу по возможности водяного не убивать и даже пошли меня провожать. С песнями, танцами и воинственными возгласами. Поняв, что с таким сопровождением я не убью водяного даже если сильно захочу (а я могу захотеть, если этот мокрый тип соберется совершить на меня покушение), я отправила доброхотов-сопровождающих по домам и последний отрезок пути проделала в гордом одиночестве.
— Озеро, разиня!
Ну… не совсем в одиночестве. Разумеется, со мной был и вездесущий Врангель. Просто он настолько хорошо всю дорогу изображал тварь бессловесную, что я про него даже забыла.
— Слушай, Врангель, а ты не знаешь, случайно, как водяные ловятся? — поинтересовалась я, не ожидая, впрочем, никакого путного ответа. Однако ответ последовал.
— Случайно знаю, — гордо заявил Врангель и пустился в объяснения. Объяснения были долгими, нудными, постоянно перемежались с никому ненужными воспоминаниями и хвалебными одами в адрес себя, любимого, но в целом были довольно внятными и (главное!) легкими в исполнении.
Оказывается, для того, чтобы поймать водяного, мне нужно было всего-навсего дождаться ночи (благо, она должна была быть лунной), ибо именно такими ночами водяной, как мороз-воевода, тоже обходит дозором свои владения. Оставалось только долбануть его заклятьем поэффектней и вытащить на сушу как можно дальше от воды. Врангель божился всеми святыми, что после этого водяной готов будет исполнить любые мои желания.