Глава 48

Серый плащ, кепка, усы — я рассматривал Александрова, а в голове звучала тревожная мелодия из фильма «Собака Баскервилей». Не светил Сергею Андреевичу в лицо. Луч фонаря уткнулся в землю радом с туфлями капитана милиции (в таких ходят на свидания, а не ловят преступников). Я тут же усомнился, что доктор Ватсон шагал бы в подобной обуви по болоту — на лицо было явное несоответствие канону (да и за спиной капитана милиции не маячили фигуры Шерлока Холмса и инспектора Лестрейда). Хотя пустырь всё больше походил на Гримпенскую трясину. А мне уже казалось, что происходящее со мной — всего лишь дурной сон.

— Александр Иванович, — сказал милиционер. — Оружие. Дайте его мне.

Он не подходил ко мне ближе. Ждал моего решения. Я смотрел Александрову в лицо, торопливо перебирал в голове варианты оправданий. Повисший на моих плечах свитер перестал быть тёплой одежной — ощущался тяжёлой мокрой тряпкой. Он давил мне на плечи, словно прижимал к земле. Я чувствовал дрожь в руках, но не понимал, что стало её причиной: холод или нервное напряжение. Больше не чувствовал себя спокойным и готовым ко всему. Но и не расслаблялся — думал. Выстраивал в уме цепочки логических последовательностей. Вот только математика не помогала найти выход из положения.

Понял лишь, что стрелять в милиционера точно не буду. Да и убивать у него на глазах маньяка — тоже не стану. На серьёзную статью я пока не набедокурил. Потому: если Валицкий выпутается из сегодняшней истории, то новой встречи со мной ему долго ждать не придётся. А я к ней подготовлюсь: разузнаю о былых подвигах Романа Георгиевича, чтобы не сомневаться в собственных решениях. Теперь мне не понадобятся вещие сны. Личность преступника известна. Неясна только степень его вины: вплелось ли горчинкой в его карму лишь сегодняшнее покушение, или же в ней давно красовался ядовитый узор из изнасилований и убийств женщин.

Молча передал Александрову обрез. Капитан кивнул (будто поблагодарил меня). Бросил взгляд на Валицкого, но разглядывать его не стал. Заинтересовался оружием. Сергей Андреевич повертел обрез в руках — будто рассматривал диковинку. Провёл пальцем по месту спила на прикладе, покачал головой (укоризненно, словно не одобрил порчи винтовки); смахнул со ствола воду. Сдвинул назад затвор, подхватил патрон (ловко, как цирковой жонглёр). Не стал его совать обратно в магазин винтовки — рассмотрел в свете фонаря, убрал в карман. Привычным движением пригладил усы, указал стволом на Валицкого.

— Что с ним? — спросил капитан.

— Сквозная пулевая рана под ключицей, — ответил я. — Но жить будет. Пока.

— Успел вам что-нибудь рассказать?

Роман Георгиевич вновь прижал затылок к забору, закрыл глаза. Будто происходившие на пустыре события его больше не касались. С кончика его носа падали на подбородок капли. Из уголков губ струилась смешанная с кровью дождевая вода. Если бы я не слышал его голос всего полчаса назад, подумал бы, что Валицкий немой. Или «блаженный» — не понимал, где находится, что происходит, и чем обещал закончиться для него сегодняшний день. Он и сейчас производил впечатление… человека «не от мира сего». Но я точно помнил, что слова Романа Георгиевича показались мне вполне осмысленными, не бредом сумасшедшего.

Покачал головой.

— Обещал не убегать, — сказал я.

— Не убежит, — произнёс Александров.

Он подошёл к забору — примостил там обрез (мокнул приклад в грязь, позволил дождевым каплям падать внутрь ствола). Луч фонаря следил за коленями капитана — я не поднимал его выше, чтобы не слепить милиционера. Сергей Андреевич схватил Валицкого за плечо, без труда развернул его — проверил узел на руках пленника, связанных у того за спиной. Одобрительно хмыкнул (я научился прочно спутывать руки маньяков: успел попрактиковаться). Пошарил в своём кармане, вынул оттуда небольшой моток тонкого шнура (миллиметра два-три в диаметре) — тот блеснул в свете фонаря (капроновый?). Уронил Романа Георгиевича на живот, зажал его ноги — обмотал их верёвкой.