— Внимание, подразделение Дельта-один. Модуль над точкой высадки. Высота два метра. Можете начинать по готовности.

— Я — Дельта-один, вас понял. Начинаем. — Синельников щёлкнул тумблером коммуникатора внутренней связи, — Отделение! Мы на месте. Убрать крепления. Закрыть шлемы. Проверить оружие. Я открываю тамбур. Порядок высадки — обычный.

Защёлкали закрываемые пластишлемы, и замки страховочных ремней. Базаров, как всегда, встал у кромки люка. Взглянул на Синельникова. Тот сделал жест, и прокомментировал для встроенных в скафандр каждого десантника «чёрных ящиков»:

— Один час двадцать девять минут по общеземному по хронометру модуля. Начинаем высадку согласно стандартной процедуре, — после чего тоже посторонился: подразделение впихнуло тела в тесноту тамбура, прижимаясь к бортам, и ухватившись за рукоятки по его периметру. Капитан втиснулся последним. Выждав три секунды, чтоб внутренний люк закрылся, и услыхав соответствующие щелчки, и появление зелёных огоньков на контрольной панели, дёрнул за рукоять ручного управления наружного люка.

С шипением пневмозатворов в сторону съехало примерно шесть квадратных метров пола: в дне модуля открылся люк. В сверкающее дневным солнечным светом отверстие выпрыгнул Базаров. Синельников услышал в интерком, как защёлкал светофильтр скафандра бойца. Ему не нужно было смотреть или что-то приказывать: он и так знал, что внимательный взор профессионала в это время цепко оглядывает периметр.

— Чисто, капитан.

А быстро. Синельников про себя успел отсчитать только девять секунд.

— Понял — чисто. Отделение. Начать высадку.

Айрис и Люк спрыгнули практически до того, как он закончил фразу. Так, Богарт, Броерсен. Ваншайс, Рюкштуль. Отлично. Мауденс и Синельников переглянулись. Дружно, словно репетировали, схватили и опустили за обе руки доктора Роту на поросшую травой почву. После чего передали остальным десантникам громоздкую и весьма тяжёлую конструкцию: полевой лабораторный блок. Спрыгнули и сами.

— Внимание, пилот. Высадка закончена, можете уводить модуль.

То, что освобождённый от людей модуль можно и нужно уводить, пилот знал и видел через наружные камеры этого самого модуля и сам: Синельников усмехнулся про себя: тень брюха модуля, закрывавшая от них солнце, сгинула, превратившись в точку в вышине тёмно-синего неба, быстрее, чем растаял бы снег на сковородке у кока Багдасара Джасоева!

— Отделение. Мне нужен периметр в сто метров.

Куда выдвигаться, и какие позиции кому занимать, никто не спрашивал — бойцы отлично знали куда и кому. Синельников остался с доктором, с явным интересом осматривавшим пологую лощину между двух невысоких холмов, в которую модуль их высадил, и потиравшим поясницу сквозь упругую ткань скафандра.

— Мы на позициях. — голос Люка звучал как всегда спокойно и отменная дикция не позволила бы попенять на неразборчивость даже самой придирчивой аналитической программе связистов, — Периметр чист.

— Отлично, сержант. Оставайтесь пока там. — Синельников, который, собственно, и не рассчитывал, что вирусы построятся в видимые простым глазом колонны, и начнут маршировать в их сторону, повернулся к доктору, — Доктор. Можете приступать.

— Есть приступать, капитан.

Доктор Рота времени на «раскачку» терять не стал. Распаковка чехла, откидывание крышек шкал и пульта управления, и приведение Блока в рабочее состояние заняло у него не больше пятнадцати секунд: словно перед Синельниковым не профессионал, пусть и высочайшей категории, но — всего лишь штатский, а обычный десантник. Впрочем, в офицерском спортзале Синельников доктора иногда встречал. И отлично знал, что в чём-чём, а физподготовке тот его бойцам если и уступит — то самую малость.

Вероятно, желание Роты поддерживать отличную спортивную форму связано со стремлением пожить подольше. Да и перед полевыми бойцами, совместно с которыми он обычно и работает, лицом в грязь не ударить.

Не-ет, «лабораторной крысой», или «яйцеголовым» и «белохалатником» доктора уж точно никто бы не назвал. Чёрный пояс по каратэ!

Двухсоткилограммовый прибор загудел — пошёл забор воздуха в приёмник. Не прошло и минуты, как доктор, до этого хмуро и сосредоточенно рассматривавший экраны, и странные картины и диаграммы, мелькавшие на них, кинул взгляд на Синельникова: