– Думаете, это может пригодиться?

– Любопытная штука – мы думали, Тейт получил свое прозвище в честь патоки. А может, мы ошиблись? Может, он как-то связан с галереей Тейт?

– И что? – Кершо упаковал оставшиеся материалы. – Вы меня, конечно, извините, но принципы вашей работы меня все еще удивляют. Все вы стараетесь избегать очевидных путей. Например, большинство убийц знакомы со своими жертвами. Разве вам не следует опрашивать друзей и родственников, брать у них свидетельские показания?

– Интервью и свидетельскими показаниями занимались Мангешкар и Бимсли, – объяснил Мэй. – Думаю, со стандартными процедурами мы уже разделались. Кстати, вы с Бэнбери так ничего и не нашли на местах преступлений.

– Да, сожалею об этом. Я был уверен, что у Джейка Эйвери мы что-то найдем. Все-таки человека убили в собственной спальне. По словам Дэна, спальня генерирует больше статического электричества, чем любая другая комната, потому что в ней проводят добрую половину суток и в ней много разных поверхностей и покрытий, притягивающих волокна. Но в этом и часть проблемы: избыток материалов из разных источников. Шкаф находится в спальне, значит, через эту комнату прошел каждый предмет одежды. Я не утверждаю, что где-то, среди всех этих волокон, не находится крошечный фрагмент, кожи незнакомца, но пока мы его не нашли. Эдмунд Локар, французский исследователь в области судебно-медицинской экспертизы, говорил, что каждое прикосновение оставляет след. Возможно, это и так, но этот след еще надо прочитать. Мы обнаружили фрагментарные следы ботинок на лестнице, не соответствующие ни одной из пар обуви, найденных в доме, но это все. Мы пылесосом обработали ковер возле края кровати, но там не было ничего сколько-нибудь заметного. Я собираюсь поместить выборку волокон из спальни под оптический микроскоп – нет никакого шанса проверить частицы кожи с лица Эйвери под сканирующим электронным микроскопом, потому что единственный аппарат в нашем районе сдан в ремонт, а очередь на него вселяет ужас. Я все обследовал – двери, подоконники, – ни-че-го. И больше всего меня тревожит, что Балаклава-стрит стала депрессивным участком, – убийства, пожары, исчезнувшие тела и утопления, причем все за один месяц, – а вы с мистером Брайантом при малейшей возможности пускаетесь бродить по самым отдаленным уголкам нашего расследования.

– Ты так это видишь? – спросил Мэй.

– Просто дело в том… в общем, люди из других отделов задают мне вопросы. Смеются надо мной. Не понимают, к чему мы стремимся.

– Ты к этому привыкнешь, – пообещал Мэй. – Со стороны невозможно понять, как мы работаем. Они там слишком зациклены на своих инструкциях и рейтинговых таблицах. Поверь, Балаклава-стрит далеко не самое депрессивное место. Теперь таких «улиц убийств» в Лондоне больше дюжины.

– А как получают статус «улицы убийств»?

– Надо, чтобы за полгода на одной и той же улице произошло шесть убийств. Хэкни, Кентиш-Таун, Пекем и Брикстон неоднократно выигрывали такие титулы. Артур помнит Хэкни, когда это еще был район широких пустых улиц и аккуратных домиков, граничащих с болотами. Теперь тамошние жители швыряют мусор прямо с балконов высотных домов в переулки, где бойко торгуют крэком, а умершие от передозировки лежат у себя в квартирах, пока муниципальные рабочие не придут делать ремонт. Но… – Мэй постучал ручкой по карте, лежащей перед ним, – у преступлений на Балаклава-стрит есть особая черта: они продуманы заранее. На наш взгляд, все это началось случайно, потом переросло в план, а теперь находится в стадии импровизации. Когда человек начинает импровизировать, он часто совершает ошибки. Но мы не можем позволить себе ждать этой ошибки, когда под угрозу поставлены жизни людей.

– И что же вы собираетесь делать?

– Мы с Артуром изучили вопрос под разными углами. Думаю, теперь единственный способ найти ответ – объединить наши усилия.

– Вам нужно поторопиться. Завтра Лэнд собирается дать нам какое-то новое задание и утверждает, что остальные дела он просто заберет. Это значит, что ваши находки достанутся городской полиции и вы уже не сможете возобновить расследование.

– Поверь мне, я прекрасно это знаю. – Мэй бросил оставшиеся свидетельские показания в коробку и запечатал ее. – Причем на карту поставлено не только это. Артур в очередной раз лишился уверенности в себе. Он говорит, что если не сможет разобраться с этим делом вовремя, то он просто недостоин работать в отделе. Тогда это расследование может стать для него последним.