— Как ты ее нашел? — я еле сдерживалась, чтобы не закричать на него.
— Не так уж трудно догадаться, что она лежит именно
— Но шкаф был заперт.
— О нет, вы ошибаетесь! Он был открыт, — Тарквин смотрел на меня широко раскрытыми, абсолютно честными глазами.
— Ключ у меня в сумочке.
Я открыла сумочку, лихорадочно порылась в ней, роняя на пол какие-то мелочи, и, наконец, извлекла с самого дна ключ:
— Вот, убедись!
— И вы уверены, что заперли шкаф перед уходом? Вы вытащили ключ, но повернуть его забыли.
Слова Тарквина звучали так убедительно, что где-то внутри у меня зашевелился червячок сомнения: нужно было перед уходом еще раз проверить замок, ведь ключ мог повернуться и вхолостую. Почему-то вспомнилось, какие адские муки мне пришлось в свое время испытать, сидя в театре или кино, на протяжении двух часов терзаясь сомнениями — выключен ли дома газ, закрыт ли кран в ванной?
— Если бы вы в самом деле заперли замок, посудите сами, как я смог бы его открыть? Вы же видите, что ключа у меня нет.
— Пусть так, но какое право ты имел входить в комнату в мое отсутствие и рыться в моих вещах? — ледяное спокойствие Тарквина привело меня в ярость.
— Кто вам сказал, что я рылся в них? Я всего лишь открыл незапертый шкаф, вынул футляр и не смог удержаться от искушения подержать в руках Гварнери. Да, я действительно виноват. Так поступать нехорошо… Но скрипка такая замечательная. Почему вы упорно отказываетесь на ней играть?
— Может быть, ты станешь отрицать и свое присутствие в этой комнате вчера вечером? Могу сказать, что оно тоже не осталось незамеченным!
Я слишком поздно поняла, что допустила досадную ошибку. Нужно было не задавать вопросы, а сразу переходить в наступление. К сожалению, мне не хватало доказательств.
— Разумеется, я это отрицаю, мисс Оршад. Как вы могли подумать обо мне такое? Зачем я, по-вашему, сюда заходил?
Ответить на это мне было нечего. Не могла же я сказать: «Чтобы украсть мою скрипку, маленький негодяй». А вдруг вчера в комнате побывал кто-то другой, этого ведь тоже нельзя полностью исключать…
— Как вы могли предположить? Неужели я способен на такое? — в голосе Тарквина звучало искреннее удивление.
— Тебе нечего здесь делать. Положи, скрипку на место и больше — слышишь?! — не прикасайся к ней. Твои родители сказали бы на моем месте то же самое.
— Я умоляю вас, мисс Оршад, не говорите ничего моим родителям. Я не хотел ничего плохого, — глаза Тарквина наполнились слезами. — Родители ужасно расстроятся, если узнают, что я вас чем-то обидел. Они вас так уважают, мисс Оршад, и я не хочу, чтобы из-за этого недоразумения… Пожалуйста, забудьте об этом случае.
В его голосе теперь звучал не страх, а — как ни трудно было этому поверить в такой ситуации, — скрытая угроза. Он словно предупреждал меня: в случае чего можно будет все повернуть по-другому, и еще неизвестно, кого посчитают виновным… Это было уже выше моих сил.