– Джейк? Джейк, пожалуйста. Слезь.

Что-то затрещало. Порвалось. Лассо затянулось у нее на ребрах, и Элисон с ужасом осознала, что это пояс ее юбки.

Она завертелась. Почувствовала, как хватка Джейка ослабла, исчезло сковывавшее ее давление – а потом оно вернулось с удвоенной силой, и рука сжалась у нее на горле.

– Нет, – услышала она собственный голос, – Пожалуйста, прекрати… Не надо…

Она знала, что сейчас произойдет. Никогда она еще не испытывала такого страха. Может, во сне, в кошмаре, где человек бессилен перед подступающим ужасом, но от кошмара всегда можно проснуться. Во сне чувства притуплены. А здесь, сейчас, Элисон видела, слышала и чувствовала все. Она ощущала его сжимающиеся пальцы, противное давление в его джинсах. Она чувствовала его голод, горький привкус, от которого ее тошнило. Ее и вырвало, как только Джейк отпустил горло и повел пальцами по ней, под нее, в нее.

Когда все закончилось, она замерла, а глаза не отрывались от открытой двери. «Спасите, – говорил ее взгляд. – Кто-нибудь». Но никто не пришел, никто не спас ее, и Элисон ничего не могла поделать.

– А потом был пожар.

Пожар. Преступление, которое Джейк и остальные спланировали и осуществили, превратилось в короткий эпилог.

Сюзанна рыдает. Чувствует себя обманщицей, но не может остановиться. Представить, через что прошла Элисон, взглянуть на все ее глазами – это больше, чем она может выдержать.

– Потом был пожар, – это все, что она может сказать.

Не совсем такой, как планировали мальчики, но все равно повредил достаточно. Школу потом закрыли на неделю, а главное крыло почти на три месяца. Пришлось устроить временные классы на спортивном поле, которое с приходом дождей превратилось в грязное месиво.

– Ты там была? Ты все видела?

Сюзанна фыркает. Ей приходит в голову, что она представляет собой жалкую развалину. Ей все равно, как она выглядит, но ее беспокоит беспомощность. Из-за Эмили.

– Видела. Сработала сигнализация, и нас всех эвакуировали на улицу. В школе не было системы пожаротушения, так что, пока мы вышли на улицу, пламя уже достигло крыши. Творился хаос. Большинство, в основном родители, отказывались покидать спортзал, не зная, где их дети. Другие, не найдя детей на улице, возвращались в здание. Сквозь стену пламени, если им удавалось пробить путь. Вокруг здания и с центрального входа, если не удавалось.

Тогда Сюзанна думала, что это худшее, что может случиться. Испуганные дети, паникующие родители. Но как потом выяснилось, кроме огня было еще одно явление из преисподней. Неистовство разочарования и желания, жестокое и разрушительное, как каждый язык пламени, который могла предугадать Сюзанна.

– Но никто не пострадал.

– Нет, – отвечает Сюзанна, – не от огня. – Она вспоминает вопрос Адама: «Ты хотела бы, чтобы все прошло так, как они задумали?» План, имел он в виду, огонь. И ее ответ: «Больше всего на свете». Потому что если бы пожар в здании был худшим из событий, Элисон бы не оказалась вовлечена, Джейк все еще был бы жив и ничего из этого сейчас не происходило бы.

А потом ее поражает идея. Под новым углом, как ранее не приходило в голову.

Ее внук. Напротив нее, угрожая ее дочери, сидит внук Сюзанны.

– Для тебя это должно было быть облегчением, – говорит Адам. – То, что ты не ответственна за другие разрушенные жизни.