Думающие люди не могли понять, ради чего две самые цивилизованные и развитые страны мира разодрали друг друга в клочья, отняв жизни у миллионов своих самых лучших молодых парней.
Казалось, что Великобританию и Германию внезапно охватило ужасное безумие. Людям было больно думать, что посреди такой передовой цивилизации могла возникнуть жестокая война.
Но для посвящённых это было не безумием, а методологией захвата английской молодёжи, разработанной в Веллингтон-Хаус. Страх того, что это может повториться, чуть не предотвратил начало Второй мировой войны. Но подстрекатели и заговорщики, великосветские злодеи, решительно не хотели, чтобы их второй раунд кровопролития был отвергнут. Офицеры, вернувшиеся после кровавой бойни, каковой явилась Первая мировая война, описывали корреспондентам новостных газет ужасы рукопашных боёв, которые нередко происходили в ходе «Великой войны». Они были в смятении и в ужасе, и мало кто мог понять, для чего вообще была нужна эта война.
Строгие секреты Веллингтон-Хаус и «олимпийцев» хранились за семью печатями. Ситуация не изменилась и по сей день. Не было ни единого проблеска света, который мог бы рассеять мрачную тьму страха и дурных предчувствий, витавших в воздухе в 1920 году. Одно время сложная церемония возложения английским монархом венка на Кенотаф[19] на лондонской улице Уайтхолл служила утешением, теперь же она порождала гнев, озлобленность и ненависть. Шла подготовка той сцены, на которой будет разыграна Вторая мировая война, и в этой войне колоссальную, неизмеримую роль должен был сыграть Тависток.
Немногим мыслящим людям того времени было что сказать: из историков можно назвать, к примеру, Освальда Шпенглера; среди них также были Хемингуэй и Ивлин Во (Evelyn Waugh), Эптон Синклер и Джек Лондон, но их послание было не менее, а даже более удручающим, чем мрачные пророчества Шпенглера о неизбежном закате западной цивилизации. Оно подтверждалось послевоенным ухудшением межличностных отношений. Участились разводы и измены мужей своим жёнам. Прекрасное представление о женщине, вознесённой на пьедестал, нежной и женственной, с чудным голосом, наполненным мягкостью, прекрасном цветке, сотворённом Богом, о тайне слабого пола, превращалось в исчезающий идеал, а вместо него появлялась вульгарная незнакомка с громким, резким голосом, как, например, та, которую изображали и делали популярной радиопередачи, а позднее — телевизионные шоу. И врядл и кому было известно, что этот упадок являлся конечным продуктом Тавистокского института, объявившего войну западным женщинам.
В Европе после Первой мировой войны печальным местом стал парижский Монпарнас. Послевоенная Вена, опустошённая войной, которая, подобно морской волне, смыла так много её сыновей, погрузилась в ещё большую грусть. Но Берлин, когда-то такой суетливый и до такой степени чистый, превратился в европейский Вавилон и, пожалуй, самое мрачное из всех этих мест.
Стефан Цвейг был, кроме того, биографом-эссеистом, «космополитом», прославившимся своими трудами по психоанализу; это нашло своё отражение в его пьесе «Иеремия», написанной ещё в то время, когда он был в армии, в 1917 году. К 1940 году он стал едва ли не самым переводимым писателем в мире.
В упадке Европы нетрудно было разглядеть большую роль музыки. Аристотель писал о влиянии музыки на политику следующее:
В ходе моих исследований мне удалось обнаружить, что главное учреждение по промыванию мозгов в мире — Тавистокский институт человеческих отношений — поручил своим социологам проработать теории Платона. Изучая музыку культа Диониса, они имели лишь одну цель — применить её в современной «новой» музыке.
Теодор Адорно был известен Тавистоку задолго до своего приезда в Англию, и ему предложили здание в Шотландии (Гордстаун Скул (Gordstoun School)), где он мог бы свободно продолжить свои исследования. Когда Адорно прилетел в Англию, Тависток немедленно взял его под своё крыло. Адорно пришлось покинуть Германию после того, как на него обратили внимание немецкие органы власти. Он забивал головы детей речевыми оборотами, положенными на музыку, в точности так, как говорил об этом Платон. Прозванный «Карлом Марксом в музыке», он перенял свой теоретический метод сочинения от другого «музыкального радикала» — Албана Берга, который бросил вызов тональности современной традиционной музыки.
Адорно говорил, что он «прекрасно знает» причину того, почему каждое его музыкальное произведение могло оказаться шокирующим и труднодоступным для понимания. Адорно называл своё звучание «разъедающей неприемлемостью», которую он позаимствовал, создавая «новую форму и звук», из двенадцати-атональной системы, используемой музыкантами культа Диониса. Он часто говорил, что только через свою «разъедающую неприемлемость для коммерчески ориентированного восприятия среднего класса новое искусство способно бросить вызов господствующим культурным парадигмам».
Сам же Адорно называл свою музыку сталинистской или фашистской и использовал «важные концепции, чтобы попять, верно ли подобрано её звучание и соответствует ли оно той информации, которую несёт». В этих словах содержится ключ к тому, почему Тависток нанял Адорно — для того, чтобы он писал музыку на основе двенадцати-атональной системы, музыку, звучание которой было бы «подобрано верно» для того, чтобы он затем проверял, «соответствует ли оно той информации, которую несёт», для того, чтобы он подбирал подходящие звучанию песенные стихи, слова.
Так, в итоге получился комплект из восемнадцати альбомов, написанных им для группы «Битлз». В основе всей концепции «музыки «Битлз»» лежала долговременная убеждённость Адорно в том, что капитализм есть зло, поскольку он
Адорно вторил своей музыкой словам и деяниям Карла Маркса, но если внимание Маркса было сконцентрировано на экономическом аспекте, то Адорно делал особый акцент на роли культуры в поддержании политической индифферентности. Двенадцати-атональная музыкальная система должна была оказаться ещё более действенной, чем атака экономической теории Маркса на западный капитализм. Конечно, Адорно был серьёзным исследователем и утончённым сочинителем и исполнителем классической музыки.
Он был, вероятно, крупнейшим философом музыки «нового направления», гигантом мысли в области музыкального модернизма. Посещая занятия во Франкфуртском университете в Германии, он сдружился с Албаном Бергом, который с 1924 года преподавал ему композицию. На этих занятиях он познакомился с «Диалектикой» Георга Гегеля, которую и начал использовать в своих произведениях. Во Франкфуртском университете Адорно была присвоена степень доктора философских наук.
Чтобы понять сочинённую им «музыку «Битлз»», необходимо осознать, ради чего он отстаивал эту «новую музыку». Причиной была его убеждённость, что «буржуазной публике не нужна музыка, предъявляющая повышенные требования к её чувствам». Он сказал учёным «новой науки» из Тавистока, что ей нужна
Прежде чем продолжить, я хочу самым категоричным образом заявить в следующих нескольких абзацах то, что вызовет жаркие споры, как это было после выхода первого издания книги. Ведь очень мало кто (включая музыкантов) способен согласиться с тем, что диссонирующая музыка (рок-музыка) служит целям Комитета 300, и поэтому несогласные сразу же отметают эту информацию.
Тем не менее, гот факт, что музыка может сыграть решающую роль в вопросе выбора между добром и злом, что она способна принести радость или грусть, призвать к внутренней дисциплине или привести к отсутствию самоконтроля, является бесспорным. Кратко говоря, о том, что музыка может оказывать глубокое воздействие на поступки людей, писали и до и после Рождества Христова, в Средние века и в эпоху Возрождения и, конечно же, в двадцатом веке.