Клочков любил и ценил своих солдат, гордился ротой. «Мое подразделение считается лучшим в части», — пишет он как-то домой.
В роте к ноябрьским дням — около ста человек. Семь членов партии и пятьдесят шесть комсомольцев. Русские, казахи, украинцы, киргизы, узбеки. Молодые и пожилые, неженатые и семейные. К каждому, понятно, свой подход…
Война до предела обострила характеры, чувства. И в этих условиях именно на коммунистов, на политического руководителя — политрука были устремлены десятки глаз. С коммунистов был особый спрос. Но на них была великая надежда. Им доверяли. В них видели совесть Партии, голос Партии, волю Партии.
Знали бойцы и другое: политрук должен ничуть не хуже командира овладеть искусством воевать, лучше всех знать любое ротное оружие. С таким политруком — надежно и спокойно.
Политрук… Он с солдатами день и ночь. Это их друг. Он и поговорит по душам, и поможет написать письмо домой, первым затянет песню, кинет добрую шутку… Политрук организует митинги и политинформации, читает вслух газеты, сообщения Совинформбюро, приказы Верховного Главнокомандующего, знакомит бойцов с различными воззваниями и листовками, помогает парторгу, он первый друг комсомольцев. А какой наукой убеждать становились для политруков пламенные статьи М. Шолохова, А. Толстого, И. Эренбурга, В. Вишневского, присылаемые в дивизионную газету стихи земляка Джамбула!..
Любил В. Г. Клочков политическую работу, видел ее высокий смысл и знал, что самый главный результат всех усилий политрука — как воюют солдаты. Все подчинял этому, был инициативен и остроумен, ломал шаблоны. Интереснейший на этот счет эпизод содержится в книге первооткрывателя подвига героев-панфиловцев Александра Кривицкого «Подмосковный караул».
Однажды А. Л. Мухамедьяров и секретарь партбюро полка увидели, что Клочков собрал группу бойцов и что-то говорит им. Оказалось, он читает вслух фашистскую листовку. Когда прочел; побеседовал с бойцами, спросил: «Что мы с этими листовками делать будем?» В ответ раздалось: «Помять их да в дело пустить — по назначению!»
Когда бойцы разошлись, Клочкову сказали:
— Ты что же делаешь, политрук?.. Ты же знаешь приказ: немецкие листовки собирать и, не читая, отправлять в политотдел дивизии. Там эту пакость не мнут, а сжигают.
— Так я знаю приказ. Но ведь кто найдет листовку, то ее прочтет, хоть краем глаза, но заглянет же, а уж потом принесет. Я и рассудил — прочесть ее тем, кто подобрал, и потолковать по душам.
Однако приказ есть приказ. Собрали партбюро. Но не успели еще вынести решение, как позвонил Гундилович и попросил срочно отпустить Клочкова — немцы начинают атаку. Пришлось заседание прервать. А на следующий день явился политрук с пленным немцем да с повозкой трофеев. «Вещественные доказательства» в пользу Клочкова были наглядны…
После своей неудачи в октябре фашисты готовились к новому наступлению на столицу.
Из приказа Гитлера: «Солдаты! Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу вашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва— это конец войны. Москва — это отдых. Вперед!»
7 ноября. Вся страна слушала выступление Верховного Главнокомандующего. Он не скрывал — враг у стен Москвы, но вселял уверенность, звал к отпору, к подвигам: «На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, попавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте достойными этой миссии! Война, которую мы ведем, есть война освободительная, война справедливая… Под знаменем Ленина — вперед к победе!»