Допоздна, уже после окончания занятий, просиживал оп над чертежами, схемами. Однажды ему показалось, что он сможет сам сделать мину для взрыва на расстоянии. Причем такую, какой еще нет в отряде. Вот будет сюрприз для всех! Он, матрос Маркин, — изобретатель! Еще раз проверив свои расчеты, Николай взялся за дело… Завершив работу, он обратился к командиру роты Белинскому. Тот, удивленно оглядев матроса с ног до головы — экий Кулибин выискался, — тем не менее попросил показать ему «мину Маркина».
Вскоре Николая вызвали в ротную канцелярию. Белинский говорил уже без иронических интонаций:
— Поздравляю. Мина действительно получилась, ее можно применять на море. Но, к сожалению, должен тебя огорчить. Такая мина уже, братец, изобретена…
Увидев, как покраснел матрос, смутился, командир роты одобрительно хлопнул его по плечу:
— Все равно молодец…
Сохранившийся послужной список Маркина запечатлел изменения, происходившие в жизни матроса. «На службу явился и на казенное содержание поступил 31 октября 1914 года. Определен на службу в 1-й Балтийский флотский экипаж 1914 года ноября 16. Переименован в матросы 2-й статьи 8 марта 1915 года. Циркуляром штаба начальника тыла и кронштадтского порта за № 859 зачислен в учебно-минный отряд Балтийского флота в класс электриков 27 апреля 1915 года. Приказом начальника учебно-минного отряда за К» 1 произведен в матросы 1-й статьи 1 января 1916 года. Приказом начальника учебного отдела и отдельного плавательного судна Балтийского флота от 27 марта с. г. за № 249 зачислен в электрики как выдержавший экзамен на это звание 15 марта 1916 года. Зачислен в класс электриков унтер-офицеров. Постановлением начальника всех морских частей г. Кронштадта за № 222 произведен в электрики унтер-офицеров 2-й статьи 5 мая 1917 года».
Но военная служба и учеба были лишь частью его жизни. Другая часть, скрытая от многих глаз, от флотского начальства, была связана с деятельностью большевика Маркина.
Гарнизон Кронштадта отличался от других гарнизонов не только жестоким режимом, который был установлен Виреном, но кое-чем и другим. В Кронштадте служили матросы, большинство которых происходило из пролетариев. Причем они едва ли не каждодневно общались с рабочими находившихся здесь же судоремонтных заводов. Эти особенности матросской массы очень хорошо знали и умело использовали большевики. В Кронштадте действовала глубоко законспирированная партийная группа.
Были большевики и в учебно-минном отряде. Один из самых опытных партийцев — Глухаченков работал в корабельной мастерской судна «Николаев». Здесь же вели свою работу Пожаров, Колбин, Юрков и другие большевики. Маркин, попав в отряд, включился в революционную пропаганду среди матросов.
…Однажды в учебно-минном отряде случился переполох — начальство нашло прокламацию. Небольшой листок бумаги, видно, был прочитан не раз и не два — хранил на себе следы многих рук. Интерес моряков к листовке, озаглавленной: «Когда же конец?» — объяснялся содержанием: она требовала мира, призывала к свержению царя, к революции.
Наблюдая, как матросы взволнованно обмениваются мнениями о прочитанном, Маркин лишь улыбался. Он был доволен, его план удался. Хотя поволноваться пришлось изрядно. А дело было так.
Увольнения моряков на берег были редкими, поэтому большевики использовали любой случай для доставки из города листовок. Узнав, что командир учебного судна «Азов» посылает матроса Павлова за какими-то деталями в Кронштадт, Маркин подошел к нему:
— Есть дело.
Принимавший участие в революционной работе, Павлов сразу понял, о чем речь:
— Что нужно?
— Слушай внимательно. Зайдешь в Кронштадте к матросу Савве Угрюмому, он живет на Владимирской улице. Возьмешь у него листовки, принесешь мне.
Павлов сделал, как сказали. Но, возвращаясь, на пристани попал в облаву. Обыскивали всех тщательно, до последнего рубчика. Павлов, положив листовки в один из ящиков с запасными частями, лихорадочно соображал: что же делать? Отойти от ящиков, будто они чужие? Но пшики сразу найдут хозяина. Еще какое-то мгновение, и все — провал, трибунал…
Выручил матроса находившийся здесь же, на пристани, офицер с «Азова» лейтенант Панцержанский. Неизвестно почему он вдруг сказал:
— Ящики мои. В них стекло. Прикажите не открывать.
Да, на большой риск пошли большевики учебно-минного отряда. Под угрозой провала неожиданно оказалась вся партячейка. Но не напрасны были их усилия. Прокламации, доставленные на учебные корабли, всколыхнули матросские сердца.