Книги

Комиссары

22
18
20
22
24
26
28
30

По законам Российской империи призыв на службу производился не по месту жительства, а по месту рождения. Поэтому Маркин выехал в Пензенскую губернию.

Он не узнал уездного центра. Совсем еще недавно это был тихий захолустный городок — с землистыми ликами угодников над вратами церквей, с острогом на выгоне, с запущенными подворьями монастырей. Летом его бесконечные овраги зарастали крапивой, а зимой он затихал, заваленный метровыми пластами снега. Нынче же город звенел протяжным пиликаньем гармошек, разухабистыми частушками. По улицам, волоча ноги, бродили пьяные рекруты, а за ними шли заплаканные матери, жены, невесты. Россия собиралась на войну…

В воинском присутствии появлению Маркина обрадовались. Еще бы, здоровый, грамотный. Защитник престола какой будет!

— Куда же мне тебя направить? — задумался горо-дищенский военный начальник.

— Прошусь на флот, господин штабс-капитан.

— Ну что ж, из тебя выйдет лихой матрос. Поедешь служить в Петроград. Ступай к доктору…

В Городище на него, как и на всех призванных, был заведен приемный формулярный список. В нем значилось: «1914. Маркин Николай Григорьевич… из села Сыромяса, Сыромясской волости. На службу принят 23 октября 1914 года. Начало службы с 1 января 1915 года. Время рождения 8 мая 1893 года. Рост 2 аршина 6 вершков. Объем груди 21 вершок. Вес 4 пуда и 19 фунтов… Православный. Холост. Грамотный… Электромонтер… На службу явился и на казарменное содержание поступил 31 октября 1914 года… На службу назначен в Балтийский флот города Петрограда…»

Через неделю Николай Маркин вместе с отрядом новобранцев прибыл в столицу. Пешком добрались до Крюковских казарм. Отворились черные железные ворота с начищенными до блеска медным орлом и якорями. «Заходи», — крикнул унтер-офицер. Все неловко столпились на плацу. Ворота бесшумно закрылись. Маркин с интересом огляделся вокруг: как тут, на флоте?

До войны прибытие новобранцев в Петроград было большим событием. Служить в столице направляли красивых, рослых мужчин. Самых высоких и крепких определяли в гвардейские экипажи. Курносые попадали в лейб-гвардии Павловский полк (император Павел был курносым), высокие и ловкие брюнеты — в лейб-гвардии Конный полк, и так, сообразно традициям, по всем частям. На эти своеобразные представления приезжали даже члены императорской семьи. Ритуал, получивший название «разбивка».

Но так было раньше. Тяготы начавшейся войны, ее жертвы до крайности упростили распределение новобранцев. Спросив, откуда Николай, чем он занимался раньше, какое имеет образование, писарь написал ему на груди мелом три большие буквы: БФЭ. Уловив недоумение, объяснил:

— Балтийского флота экипаж. Там мастеровые нужны.

Служить предстояло в Кронштадте. При этой вести у многих новобранцев дрогнуло сердце. Дрогнуло оно и у Николая. Из рассказов он уже знал, что по суровости службу в этой крепости можно было сравнить лишь с каторжными работами. Одетый в чугун, броню и камень Кронштадт воплощал в себе все те жестокости, которые царили в Российской империи. Тут был и свой царь — адмирал Вирен. «Зверь сущий» — называли его между собой моряки. Встречая моряка на улицах Кронштадта, Вирен осматривал его с головы до ног, и если вдруг ему казалось, что матрос одет в брюки неуставного образца, адмирал заставлял его прямо на улице расстегнуть брюки и показать метки. Если фамилия на штанах оказывалась ненаписанной, то матрос безо всяких проволочек получал тридцать суток ареста. Нижние чины да и офицеры были так затерроризированы, что отдавали честь даже пустому автомобилю Вирена. Случалось, что моряк, зазевавшись, не успевал встать во фрунт перед автомобилем, тогда адмирал сразу же посылал его под арест. Улицы в городе были разделены: по одной стороне («бархатной») ходили только офицеры, а по другой («суконной») — матросы. За нарушение этого правила Вирен строжайше наказывал виновных. Под стать Вирену были и его подручные: начальник штаба крепости адмирал Бутаков, комендант крепости адмирал Курат, командир 1-го экипажа Стронский…

Жить и служить в Кронштадте будет нелегко, понимал Маркин. Но он так же хорошо понимал, как важно для партии иметь в этой твердыне своих, преданных революции людей.

Служба началась с экзамена. Новобранцев завели в помещение, рассадили за столы. Выдали ручки и по листу бумаги. Продиктовали текст. Потом велели решить несколько арифметических примеров.

Для Николая, окончившего воскресную рабочую школу, оба эти задания показались очень несложными. Он отдал свой лист раньше других.

После проверки объявили, что успешно сдавших экзамены зачислили в учебно-минный отряд. Среди них был и матрос Маркин. Началась упорная учеба.

…С самого раннего утра над плацем слышно рявканье и рыканье унтер-офицеров. Из вновь прибывших «салаг» они куют «настоящих матросов» — учат почтению к начальству, учат ходить настоящим строевым шагом, учат…

Учат не только криком и командой. Иной раз суют кулаком (аж искры из глаз летят!) по скуле — называя это «персиком», «кубарем» или «банькой». А если не доходит, вешают на спину ранец, куда наложено побольше кирпичей, суют винтовку в руку: стой. Быстрее поймешь, чего от тебя хотят…

Да, недаром вздрагивали матросы при слове «Кронштадт».

Николай, привыкший все делать основательно и прочно, принялся за новые для него науки с особым старанием. Тем более что изучать военное дело было указанием партии, В. И. Ленина. Вождь пролетариата писал, что необходимо обучать трудящихся военному делу, умению «практически применить военные знания и военные орудия для решения всей дальнейшей судьбы русского народа, для решения первого, насущнейшего вопроса, вопроса о свободе». Но была и еще одна причина, заставлявшая Николая глубоко вникать в науку, — ему нравились занятия электротехникой, минным делом, по организации которого, кстати, русский флот не имел себе равных в мире.