— Так… стал бы Андреичем, отца-то все же Андреем звали, так?
— Так-то это так, но он говорил, что Андрей погиб, а Музафар жив, не поменяйся, мол, они именами, его, отца моего то бишь, убили бы и меня тогда, как ты понимаешь, не было бы.
Илья промолчал, не зная, что тут сказать. Ему вдруг представился окоп, солдаты, глотавшие пыль. Лицо у одного из них было, как в песне Высоцкого — «там Мао делать нечего ва-аще». Вторым солдатом оказался сам добрый хозяин Иванова, Павел. Волосы скрывались под каской, борода отсутствовала, но рыжая щетина намекала на то, что в короткий срок может превратиться в точно такую же, как у Логинова-младшего, щетку.
Внезапно солдаты встрепенулись, очевидно прозвучала команда «За мной в атаку!» (звуков Илья не слышал), они привычными движениями очень быстро и ловко выбрались из глубокого окопа и, кривя рты в сумасшедшем «ура!!!», с каждой секундой набирая скорость, помчались куда-то вперед, то и дело стреляя короткими очередями из своих ППШ.
Вдруг совсем рядом с ними, взметая фонтан земли и пыли, разорвался осколочный снаряд. Раскосый схватился за плечо, но, поняв, что рана не серьезная, обернулся. Лицо его исказила судорога. На каске товарища появилась рваная пробоина, солдат качнулся и замертво рухнул на землю. Илья увидел перед собой лицо татарского князя из фильма «Набег» Андрея Тарковского «Андрей Рублев». «Князь» смотрел прямо в глаза Илье, и взгляд этот был недобрым-недобрым. Неожиданно лицо татарина обросло рыжей бородой, прическа также изменила цвет и форму, раскосость как бы разгладилась, стала почти незаметной, однако же сохранилась.
— Спишь? — спросил рыжий, оказавшийся точной копией Павла Логинова, и, не дожидаясь ответа, проговорил: — Ну, тогда спи.
Тело Иванова обмякло, сделалось каким-то чужим, но Илью эго не беспокоило, ему было все равно — спать так спать. Логинов, он плохого не посоветует, он мужик что надо.
VIII
Осень кончалась, наступала зима, сулившая настоящий холод и снег, привычные уроженцам здешних суровых. Чужестранец с далекого юга подивился бы, узнав, что и в таких землях живут люди.
Чужаки сказали бы: «Уж это ли не зима? Разве может быть столько снегу? Осенью мороз так не щиплет щеки!» Однако возвращающимся с охоты мальчишкам Скьёльду, Эйлифу и Сигвальду все нипочем. Долго охотились ребята, подстрелили косулю и двух глухарей, чуть не половину мяса сами же добытчики и уплели, изжарив над костром.
Ночевали в лесу на полянке, по очереди стоя в дозоре, вдыхая запахи леса, пугая себя страшными духами, что прячутся в черной живой чаще.
Как же рассердились друзья на Эйлифа, когда, проснувшись под утро (ему как раз выпало в страже стоять), обнаружили, что тот заснул. За такое и побить мало — побили, конечно.
Раз уж проснулись так рано, то решили идти в селение, несмотря на то что еще как следует не рассвело. К тому же, если еще раз позавтракать, нести домой будет нечего. Взрослые (в основном женщины, старики да рабы — прочие ушли в поход) будут смеяться, если охотники придут пустыми или принесут только голову и ноги.
Всем мальчишкам по одиннадцать лет, но старшим, номинально, считается Сигвальд, сын Эйрика Бесстрашного и рабыни. Верховодит же Скьёльд, хотя его отец простой воин: у норманнов не слишком-то в цене родовитость, ты свою силу, ловкость и смекалку покажи.
Вот здесь у Сигвальда и не все в порядке. Все говорят, что Эйрик сын Одина, стало быть, Сигвальд — внук великого бога-воителя? Нет, что уж очень не похоже на то. Брат, Эйнар, тот да, его и старшие мальчишки боялись, в драке хоть убей не сдастся, не попросит пощады, а Сигвальд…
Сигвальд Брюхотряс сын христианки, дочери ярла из земли англов и саксов, которую привез Эйрик после удачного похода. Для нее построили отдельный дом, Бреттива, жена конунга, очень ревновала мужа к чужестранке. Постепенно Эйрик охладел к женщине, но та ни в чем не знала нужды, когда ее не знали и прочие жители селения, а благодаря удачливости Эйрика люди в его владениях давно забыли, что такое голод и нищета. Золота имелось вдоволь, а значит, недостающие можно купить у соседей с юга.
Мальчишки тронулись в обратный путь, оставляя на нетолстом пушистом снежном ковре две неровные цепочки следов: одна потолще тянулась за Эйлифом со Скьёльдом, которые несли добычу на длинной палке, вторая принадлежала Сигвальду.
Они выбрали дорогу, хотя и более длинную, чем та, которой ребята воспользовались на пути сюда, но зато пролегавшую вдоль высокого скалистого берега фьорда.
— Смотрите-ка, эй, ребята.
Шедший впереди Скьёльд остановился так резко, что Эйлиф чуть было не упал. Шест с добычей оказался на снегу.