— Можно и векселями, — дозволил Сухов великодушно.
Тут из толпы решительно вышел человек без шляпы, но в кожаной охотничьей рубахе явно индейского пошива.
Его простое, скуластое лицо сразу привлекало прямым и честным взглядом.
— Меня зовут Крейн ван Лоббрехт, — отрекомендовался он на языке Рабле и Мольера, — я инженер, который строил тутошний форт, хоть некоторые и подзабыли это. Мой дядя связан с крупными банкирами Роттердама и с удовольствием выпишет вам векселя на любую сумму!
— Отлично! — довольно сказал Сухов.
— Вряд ли господин ван Лоббрехт может представлять здесь всю общину Нового Амстердама, — проскрипел вдруг неприятный голос. — Он стал куда ближе к местным дикарям!
Из тени эшафота показался худой, сгорбленный, но весьма бодрый старикан зловещей наружности — нос крючком, лысый череп в веснушках, ушки остренькие, как у эльфа, губы в нитку, а глаза так и горят недобрым пламенем.
— А это кто такой? — задрал бровь Олег.
— Господин Албертус ван Хоорн, — боязливо проговорил Верхюлст.
Ван Хоорн улыбнулся, словно Кощей Бессмертный, заполучивший-таки Василису Прекрасную. Ему были приятны и страх, и почтение.
— Господин ван Хоорн является главою Нового Амстердама? — холодно проговорил Сухов, не глядя на Албертуса.
— Нет… — замялся второй директор Вест-Индской компании. — Он… он — святой…
Олег пренебрежительно усмехнулся.
Вот уж кого он терпеть не мог, так это всякого рода изуверов и прочих хитро… мм… задых, примазавшихся к религии и паразитирующих на вере людской.
Правда, Сухов был человек ответственный, и трезвые добропорядочные мысли его тоже посетили.
О том, к примеру, что не стоило бы восстанавливать против себя град сей, связываясь со «святым».
Но всё же корсар победил в Олеге политика.
— Никогда не поверю, — сказал он, усмехаясь, — что Господь дивен в таком-то святом! И не дело паствы объявлять чью-либо святость, даже если некий пройдоха того добивается. Истинно святой человек скромен по доброй натуре своей и наверняка воспротивился бы столь лестной оценке собственных деяний. А вот вашему ван Хоорну по сердцу хвала пришлась, ибо гордыня правит мужем сим и тщеславие ненасытное! Так разве от Бога плевела сии злонравные, душу на погибель обрекающие?
Толпа проявила смятение, а ван Хоорн злобно воз-говорил, тыча в Сухова клюкой:
— Изыди! Изыди, отродье сатанинское!