В моём корпусе наверняка тоже имеется немецкая агентура – не могли гитлеровцы оставить без внимания самый мощный корпус РККА. А надеяться, что существующие структуры особых отделов смогут выявить шпионов, не приходится. До войны в спокойной обстановке не выявили, то сейчас, когда многие особисты погибли, службы НКВД куда-то испарились, архивы недоступны, найти засланных врагов традиционными методами невозможно. Только интуитивно можно хоть как-то бороться с этой бедой. А кто в такой обстановке может вычислить человека, сотрудничающего с немцами – конечно, люди, которые раньше работали по пресечению контрабанды. Чтобы раскрутить хитроумные схемы контрабанды, тоже многое строилось на интуиции. Вот таких четверых специалистов я и нашёл среди присоединившихся к нам пограничников. Естественно, я свёл их в отдельную группу, включив в неё двух сержантов, специалистов по силовым задержаниям, и одного мастера по радиоперехвату (это утверждали четверо сослуживцев, те, с кем он вышел из окружения). Сформированная группа предназначалась для теперь уже капитана Лыкова.

Да, вот именно, случилось невероятное. По НКВД вышел приказ – перевести бывших служащих Гушосдора в армейское подчинение. А приказом, подписанным Жуковым, этим людям были присвоены воинские звания, и они были назначены на должности по представлению Пителина. В частности, Бедин теперь стал подполковником и начальником службы тыла 6-го мехкорпуса, а Лыков получил по шпале в петлицы и должность начальника особого отдела корпуса. По бумагам штатная численность в его отделе была вполне нормальная, а фактически в управлении корпусом имелось только три особиста. С убитыми или тяжелоранеными всё было понятно, но, кроме этих безвозвратных потерь, существовала ещё одна убыль – командиры, носители немалых секретов, непонятным образом куда-то исчезли. Примерно так же, как куда-то исчез командир 4-й танковой дивизии генерал Потатурчев. Я допускал, что эти люди могли попасть в плен, и вполне вероятно, все наши коды и другие секреты известны фашистам. Именно поэтому, в нарушение всех инструкций, для переговоров по рации ввел свои собственные кодовые слова и пароли.

Может быть, поэтому действия 6-го мехкорпуса стали совершенно неожиданными для генералов вермахта. Спонтанность, непроработанность планов в штабных документах, что напрочь отрицалось военной наукой, в конечном счёте и стало нашей палочкой-выручалочкой. Даже такой зубр штабной работы, как Пителин, кажется, это понял и уже так не ворчал, выслушивая мои очередные прожекты. Кряхтя, брался за дело и прилежно доводил их до ума, чтобы иногда совершенно дикие для современного командира приказы можно было исполнить методами, к которым привыкли люди. Вот так и притирались методы ведения войны, которые я получил в той реальности, обучаясь в эскадроне, и современная академическая школа военных наук. Академия столько не дала, сколько знаний и опыта я получил от Пителина, в частности шифровать секретные данные разработанными моим начальником штаба кодовыми словами. Как знал старик, что враг обложит нас по полной программе, и нужно будет секретничать даже среди своих сослуживцев. Его паранойя нашла благодатную почву в моём лице, поэтому я с такой настойчивостью продвигал Лыкова на должность начальника особого отдела, который избавит меня от ощущения, что рядом враг, ждущий малейшей утечки секретных сведений. Верил я, что если Лыкову дать в команду грамотных ребят, обладающих интуитивным чувством распознавать врагов, то наконец-то управление корпуса заработает в полную силу, и тогда мы покажем фашистам, почём фунт лиха. Теперь какая-никакая команда имеется, и бывшему сержанту госбезопасности есть на кого опереться.

Так я думал, слушая монолог капитана Курочкина о том, как он планирует использовать прибывших пограничников. Когда Ряба начал сокрушаться об отсутствии вездеходов, чтобы прорываться в тыл немцев и быть там высоко мобильными, я нарушил его монолог, заявив:

– А кто тебе сказал, что вездеходов не будет? Что думаешь, я сюда пограничников пешим маршем заставил добираться? Нет, твои новые подчиненные до Хороща доехали с шиком, на пяти трёхосных вездеходных автомобилях «Хеншель-33» и пяти мотоциклах БМВ с колясками и пулемётами. В кузовах «хеншелей» к тому же по пулемёту МГ и 81-мм миномёту припасено. Добавишь своих людей, и пять летучих боевых групп у тебя готово.

– «Хеншель», а что это за вездеход, не знаю такого?

– Отличная машина, сам на «хеншеле» сейчас передвигаюсь! Воздушные налёты теперь в лесу под защитой деревьев пережидаю. Только заметим приближение вражеских самолётов, Лисицын по любому бездорожью в лес успевает добраться.

– А что, не Шерхан сейчас у вас водитель?

– Хм… я же стал генералом, и Шерхан теперь у меня старший водитель! Набирается сил в кузове, с Якутом и ещё тремя гавриками.

– Да… Шерхан в своём репертуаре! Товарищ генерал, может быть, вы этого хитрого татарина понизите в просто водители, а мне переведёте Лисицына. Парень очень сообразительный и инициативный, в разведке такие во как нужны!

– Ага, разбежался, так я тебе Лисицына и отдам. А Шерхан это тебе не просто старший водитель, бери больше – он сержант по особо важным поручениям! И за руль Асаенов теперь садится в исключительных случаях – когда положение критическое и никто рядом не умеет управлять автомобилем.

– Понятно, положили, значит, глаз на Лисицына, но я не в обиде, даже рад за своего воспитанника. Значит, не зря я с него семь потов согнал.

– Не зря, Ряба, не зря! Хороший боец из него получается, а сейчас ещё школу Шерхана и Якута пройдёт, цены такому кадру не будет. Думаю, он водителем и рядовым красноармейцем недолго будет. Помнишь Финскую войну и командира второго взвода Кузнецова?

– Конечно, Кузю разве можно забыть!

– Так Лисицын мне его чем-то напоминает – такой же шустрый и сообразительный, чувствует опасность и при этом не трус. Ладно, отвёл с тобой душу, но расслабляться нам, капитан, нельзя. Часики тикают, и фашисты, может быть, что-нибудь пронюхали и сейчас подтягивают резервы к нашему участку фронта. Разведданные нужны, Ряба, разведданные! Давай двигай на привокзальную площадь и принимай командование над прибывшими пограничниками. Отберёшь среди них несколько человек и к вечеру за «языком». Лучше всего линию фронта переходить на участке 4-й танковой дивизии. Они контролируют мост через реку Нарев, и не нужно пешкодралом через болотистую местность добираться до немцев. Я бы советовал вообще поступить нагло – переодеться в немецкую форму, оседлать БМВ и на мотоциклах прокатиться, допустим, до Замброва. Наверняка в городке какой-нибудь немецкий штаб обосновался. На этом направлении фашисты ещё пока непуганые и на немецкие мотоциклы особого внимания обращать не будут. Впрочем, как и на «хеншели», поэтому можете и вездеход взять. А лучше вообще всем кагалом туда двинуть, всё равно ведь нужно будет осуществлять комариные укусы немецких частей – организуем что-то похожее на операцию «Мельница», которую наша рота провернула на Финской войне. Вместо лыж будут «хеншели» и БМВ.

– А что? Может, это действительно прокатит! А если немцы даже попытаются остановить нашу колонну, то мы сможем хорошо им врезать. Это тебе в поиск не втроём-вчетвером ходить, а считай, почти рота с тяжёлым вооружением двигается. Да с такими силами мы шорох в Замброва знатный наведём, и не одного пленного возьмём, а здоровый грузовик немецкими офицерами набьём.

– Ну, давай, Ряба, тряхни стариной, покажи этим арийцам, что настоящий русский солдат может провернуть. Я знаю, тебе по силам организовать немцам настоящий рукотворный ад.

– Разрешите приступать, товарищ генерал. До вечера нужно массу дел переделать. И боевые группы сформировать, и в четвёртую дивизию смотаться, чтобы договориться с командиром дивизии полковником Кузнецовым о взаимодействии.

– Теперь командиром там наш Вихрев. Его, как и тебя, повысили в звании и теперь он полковник. Так что договоришься с ним с пол-оборота, сам знаешь его – никаких срывов не будет. Это тебе не бывший врио четвёртой танковой дивизии, Кузнецов – пообещает что-нибудь и может не сделать.

– Что, майор Вихрь командиром дивизии стал?