– Мигре-е-ень, – протянул он. – Значит, и вы туда же?
– Куда же?
– Тоже приехали лечиться? Известная байка – море всех лечит. Бедолага, – он похлопал меня по спине, – как мучается… У меня где-то были таблетки… правда, не от мигрени, а от боли в суставах, и не для людей, а для лошадей. Когда-то у меня была лошадь. Но какая, собственно, разница… Вам принести?
– Да, принесите, – сказала Маргарет и стала тянуть его за руку. – Принесите! – Она еле оторвала его от кушетки и вытолкнула за дверь.
– Но позвольте, – успел только возмутиться он, когда дверь перед его носом закрылась.
Этот ветеринар проговорил мне всю мигрень – я словно прокрутил её на быстрой перемотке и сам не заметил, как она прошла. Может, опять его пригласить…
– Он не говорил, в какой гостинице остановится? – спросил я.
– Ещё чего не хватало, – фыркнула Маргарет.
– Жаль, я бы хотел с ним поболтать…
Марго посмотрела на меня с недоверием, но, видно, списала всё на болезнь.
– Ты сможешь найти его по амбре, – сказала она.
Море штормило ещё пару часов; оно билось о борт корабля, креня трескучее судно, качало каюту и нас вместе с ней. Там за стенкой качался ветеринар, он нещадно бился о смежную стену и каждый раз проклинал чью-то мать. Мы держали скользящие стулья, подпирали собою кровать. Вскоре всё подозрительно стихло – так же резко, как и началось.
Поднявшись на мокрую палубу, мы увидели изнемогших матросов и такого же уставшего кэпа. Туман рассеялся. Показался остров с призраками еле заметных домов. Во многих уже погасили свет. На нас смотрел старый маяк из красно-белого камня; он звал своим дымчатым светом, будто приглашая к себе. У берега – скопище лодок и яхт; они покачивались и шумели, тесня и толкая друг друга. Шторм дошёл и до здешних мест. Вскоре мы спустились на берег.
3 глава
Маргарет выбрала номер с видом на залив и лес из мачт. От берега уже отчалила пара бермудских парусников; они покачивались на воде, оставляя дыру в стройной шеренге пришвартованных яхт.
Сегодня я решил не будить её и потому ещё ночью отключил будильник. Незачем ей просыпаться так рано. Сегодня мигрень убивала только меня одного, а Маргарет, укутавшись в льняное одеяло, сверкала из-под него розовыми пятками, то показывая, то пряча их.
Вода медленно стекала горячим водоворотом в проржавевший сток, оставляя лишь облако пара под слезящимся потолком. Просидев ещё с полчаса в остывающей ванне, я оделся и спустился вниз. Консьерж дремал, телевизор за стойкой вещал об утренних новостях. Я решил прогуляться по порту, пока толпы туристов не заполонили все улицы.
Не успел я дойти до дверей, как услышал шевеление в холле. Так и есть, за одним из диванов торчали чьи-то ботинки, чёрные, лакированные, с развязанными шнурками, что чёрными пиявками расползлись по плитчатому полу; дальше такие же чёрные носки и задранные брючины, постыдно оголяющие волосатые мужские ноги.
Точно, это был он.
– Месье, – я подошёл ближе, – месье, вставайте. – Слегка задел его ногу.