Он, мать его, возглавлял Комитет партийно-государственного контроля, одновременно являясь заместителем председателя Совета Министров СССР. Он не терпеть косые взгляды должен был, а заставить платить всех. Ликвидировать все 200-е секции. Вместо этого пьяного дебошира, мужа-партийца, с женой, побитой тем, мирил. Нет, работа-то, конечно, нужная! Выхлопа только нет.

Незадолго до переброски сознания Штелле в Петра Тишкова была в «Московском комсомольце» статья. Там про Шелепина было написано вот как: «…страшно возмущался тем, как плохо живёт народ. Целый месяц по его поручению мы готовили записку в Политбюро о том, что надо сделать уклон на производство товаров народного потребления, начать техническое перевооружение. Но безрезультатно». Вот — в этом весь он! Безрезультатно!

Ну, и главный минус. Он протащил в руководство страны кучу «комсомольцев». Они практически нигде не работали, они с самой юности были оторваны от народа и от настоящих людей. Они варились в своих ячейках, собраниях, съездах, конференциях. Они ничего не умели. Брежнев разогнал недавно. Теперь вернут.

Вот сейчас останутся один на один. И что? Попытаться ему глотку перегрызть? А кто сядет в кресло? Ну как очередной Хрущёв! Вообще хана стране.

— Подождите, — полковник подошёл к двери и постучал.

Выглянул майор. Оглядел оценивающе Петра и кивнул. Посторонился. Тишков зашёл в приёмную. Стандартная обстановка для Кремля: красно-кирпичная ковровая дорожка. Неудобные жёсткие стулья. Лакированный стол с кучей телефонов. Портрет Ленина. И вдоль стен — шкафы с папками.

Дверь в кабинет двойная. Шумоизоляция? Безопасность. Майор открыл одну и постучал во вторую.

— Александр Николаевич, тут Тишков Пётр Миронович.

— Пусть заходит, — дебильный разговор. Будто это Пётр у него аудиенции домогается.

Зашёл.

Событие четвёртое

Купил джинсы китайского производства. Ширинка расстёгивается на ходу самопроизвольно. Теперь я знаю, почему их больше миллиарда.

— Успешно ведь слетал? — Александр Николаевич руки не протянул. Вернее, протянул — но не здороваться, а приглашая на стул садиться.

— Спасибо.

— Чего спасибо? — мотнул головой.

Пятьдесят лет. Холёная голова. Даже благообразен. Губы немного тонковаты, и всё время чуть дёргаются — нервничает. Портит общее впечатление родинка справа у рта. Ага, вот в профиль благообразие пропадает. Череп неправильной формы. Как в фантастических фильмах — чуть вытянут назад и вверх. Может, и есть инопланетянин?

Нет — тем бы чувство стиля вживили в нейросеть, а этот оделся, как Бог (тьфу, ЦУМ) послал. Белая рубаха, серый неновый костюм, чуть мятый, и запонки с янтарём — не золотые даже. Большие, жёлто-коричневые. Ни под галстук, ни под костюм, ни даже под цвет глаз не подходят. Глаза-то серые. А носит. Гордится. Красивые.

— Александр Николаевич, как члену Политбюро докладываю. Сборная заняла первое место как по «золоту», так и по общему количеству медалей. Футболисты и обе сборные по волейболу стали чемпионами. Для футбола — достижение, ведь на двух олимпиадах вообще не были. Ансамбль «Крылья Родины» дал два концерта на стадионе «Ацтека» по просьбе президента страны. Эти концерты помогли успокоить протесты молодёжи. За это был обласкан президентом Мексики Густаво Диас Ордасом и награждён Орденом Культурных заслуг.

— Ерничаешь? Молодцы. Правда, молодцы. И тут бы наградить тебя надо. Брежнев бы обязательно так и сделал, — Шелепин нервно перебрал руками лежащие перед ним исписанные листки. Перевернул их, перехватив взгляд Петра.

— Ты ведь понимаешь, Пётр Миронович, что в Москве я тебя оставить не могу.