— Готова она? — огромная фигура Эйдана возникла в дверном проеме комнаты леди Сириллы.

Мара низко склонилась перед ним и пригласила войти.

— Да, мой господин, — она загадочно улыбнулась, — ваша леди готова.

Он все еще стоял в дверях. Окинул взглядом огромную спальню. Брианны нигде не было. Лишь стройная черноволосая дама стояла у окна. По платью и осанке Эйдан догадался, что это жена его брата.

Сирилла заметила его неуверенность. С приветливым выражением бархатных темно-карих глаз она кивнула ему, приглашая войти.

— Пожалуйста, милорд. Входите. Уже можно. Эйдан вошел в комнату и приблизился к Сирилле.

— Госпожа! Он почтительно склонил голову, приветствуя ее.

— Мой господин. — Леди присела в реверансе. — Наконец-то я вижу своего деверя. — И она внимательно поглядела на него. — Странно, вид у вас вовсе не устрашающий. По правде говоря, я нахожу вас просто красивым.

— А вы, по-моему, заслуживаете кого-то лучшего, чем мой брат.

Сирилла побледнела, но улыбка ее не дрогнула.

— Вы до боли прямодушны, милорд. Но мне это нравится. Возможно, мы станем друзьями.

Он принял протянутую ему руку и почтительно поцеловал ее.

— Это Брианне понадобится в будущем ваша дружба. — Слова были произнесены очень тихо, они предназначались лишь для ушей Сириллы.

Взгляды их встретились. Они сразу поняли друг друга. Годы страданий сблизили их. И не нужны были слова. Не нужно было ничего объяснять. Именно так находят друг друга настоящие друзья.

— Моя Дружба уже принадлежит ей, милорд. — Сирилла смолкла в нерешительности. — Но заходите, вам уже давно пора увидеть вашу леди. Надеюсь, вам понравится, как мы ее одели. — Она обернулась к старой служанке: — Мара, пожалуйста, приведи леди Брианну.

Мара поспешила к двери в дальнем конце комнаты. Щебет женских голосов, шорох юбок, вспышка красок — и вот уже Брианна стояла перед ним.

Хоть он умело скрыл волнение под маской холодной невозмутимости, сердце Эйдана бешено забилось в груди. Она была прелестна. Воздушная, очаровательная, более элегантная, чем любая из знатных дам, которых он встречал когда-либо. Даже нежная красота Сириллы тускнела перед сиянием Брианны.

Ее платье, облегавшее грудь, талию и бедра, опускалось мягкими складками. Цвет его, густо-синий, мерцающий, только подчеркивал синеву ее глаз. Золотой ореол локонов, заплетенных в мелкие косички и уложенных в тонкую сетку из синих шелковых нитей, обрамляя ее юное лицо, превращал ее в создание, соединявшее в себе чистую невинность и прекрасную цветущую женственность.

Румянец, окрасивший ее бледно-золотистую кожу, своим нежным теплым отливом освещавший ее щеки, шею и скромно приоткрытую грудь, вызвал мучительное томление где-то в самой глубине существа Эйдана. Голод, острый, гложущий, вдруг пронзил его. В чреслах вспыхнул огонь.

Он проглотил яростное проклятие и заставил двигаться ноги, отяжелевшие от прилива крови. Несколько шагов до Брианны казались бесконечностью. Короткий, чопорный поклон, предписанный этикетом, потребовал нечеловеческих усилий. После всего этого он сам удивился, каким спокойным голосом произнес: