Он пододвинул табуретку и сел напротив меня. Терпеливо ждал, предоставив мне необходимое пространство.
Меня вдруг прошиб пот. Я услышала тикание. В кабинете где-то были часы.
Из меня хлынуло, как из бутылки с водой, на которую надавили. Слова, вопросы, подозрения, чувства. Слезы.
– Я помню не все. Я не помню ни одного захудалого чувства. И воспоминания последних трех лет исчезли, – заговорила я.
Закончив, я почувствовала невероятное опустошение и усталость. Руки, которыми я цеплялась за кушетку, дрожали, а во рту пересохло.
Доктор Бах молчал, но не сводил с меня пристального взгляда. Задумчиво потерев подбородок, он спросил:
– Когда ты впервые это заметила? – его голос звучал почти ласково, убаюкивающе, словно колыбельная.
– Сразу как пришла в себя. В больнице, – я облизнула пересохшие губы. – Я еще не знала, что случилось. Все было кувырком, я была сбита с толку.
– Почему ты ничего не сказала? – это не упрек. Это искреннее любопытство.
– Мне объяснили, что амнезия может быть после операции, это побочный эффект. Вот я и не переживала.
– Понятно.
– Доктор Альварес упоминал об этом, – добавил папа. – Однако также он говорил, что придется разбираться с провалами в памяти, если они не пройдут сами собой.
– И они не прошли, – это уточнение доктора Баха казалось излишним.
– Нет.
Вздохнув, доктор Бах скрестил руки на груди.
– То, что вы описали, называется диссоциативная амнезия. В медицине амнезия – это обширный спектр, и та, которую я упомянул, относится к наиболее сложным феноменам. Проще говоря, она многообразна.
Мы внимательно слушали. Мама даже дышать старалась тише.
– Нора, ты знаешь, в чем разница между симптомами и причиной?
Я задумалась:
– Не уверена. Причина – это триггер, да? Основание для чего-либо.