– Примерно месяц назад.

За месяц вполне можно было разложить вещи и украсить стены.

– Странно, а такое впечатление, будто ты заселилась только что, – пошутила я.

– Ну да, на Салливана уходит столько времени – ничего не успеваю, – сказала ты, пережевывая еду. По подбородку стекала капелька красного соуса. – Кстати, запеканка – просто бомба.

– Спасибо.

Ну хоть кому-то понравилось приготовленное мной блюдо. Я по-прежнему чувствовала себя в доме неуютно, но рядом с тобой все равно было лучше, чем в одиночестве.

Я ходила туда-сюда по комнате, укачивая Салливана. Он уткнулся лицом мне в плечо и сосал пальцы. Мокрая от дождя рубашка теперь пропиталась его слюной. Волосы еще не высохли, и я никак не могла согреться.

Из коробки у стены торчала куча твоих вещей. Когда мы с Рафаэлем только переехали в собственный дом, первым делом я разложила всю одежду. Копаться с утра в коробках я точно не собиралась.

– Если хочешь, помогу тебе разобрать вещи и обустроиться, – предложила я.

– Ой, мне неудобно о таком просить, – ответила ты, прикрывая ладонью набитый едой рот.

– Просить и не нужно, я сама вызвалась.

Небеса сотряслись от грома, и мы обе вздрогнули, а Салливан захныкал. Я крепче прижала его к себе и продолжила укачивать.

– Все хорошо, – прошептала я, чтобы успокоить малыша.

– Я в детстве была точно такая же, – сказала ты, глядя на сына. Вилка замерла над тарелкой, где осталось всего несколько кусочков. – Мама говорила, я плакала в каждую грозу.

– Да, Аарон тоже ее не любил. – Я осторожно погладила Салливана по голове.

– А ты в детстве боялась такой погоды?

– Даже не знаю, – честно ответила я. – Мы с мамой никогда об этом не говорили. Мы вообще… мало о чем разговаривали.

Не знаю, почему я вдруг так разоткровенничалась о своих родителях. Обычно я ни с кем не обсуждала эту тему. Сделав глубокий вдох, я прошла чуть дальше, заглянула в одну из спален и ужаснулась: посреди комнаты лежал жалкий матрас, а в углу стоял видавший виды детский манеж. Нет, воспитывать ребенка в таком доме просто нельзя.

– Сочувствую.

Внутри у меня все растаяло: давно никто не отзывался на мои жалобы с подобной искренностью. Обычно после таких откровений я стыдилась своих слов.