Что ж, могло быть и хуже.
Кстати, у него ведь режутся зубы. По-моему, я где-то читала, что от этого у детей бывает жар, разве нет? Эх, ты бы знала ответ на этот вопрос.
В общем, я достала парацетамол и дала Салливану рекомендуемую дозу. Уже через полчаса температура спала, и я немного успокоилась.
Салливан вскоре заснул. Руки онемели, пока я везде носила его за собой. Потрясла ладонями и пошла на кухню, чтобы налить себе вина. Рядом с твоим ноутбуком, за которым ты сидела в воскресенье, когда я пришла, лежала записная книжка в кожаном переплете. И как я ее раньше не заметила?
Схватив книжку свободной рукой – в другой был бокал, – я направилась в гостиную и села на диван. Сделала глоток вина и приступила к чтению.
Первую страницу ты разделила на две колонки, слева написала даты, а справа – короткие фразы. Твой ужасный почерк я разобрала не сразу, но начиналось все с такой записи: «Положила ребенка на живот. Страшно разозлилась, когда я попросила его перевернуть».
Во рту пересохло. Я поднесла записную книжку поближе к лицу и прищурилась.
«Не меняла ему подгузник несколько часов».
«Молоко в бутылочке прокисло».
«У Салливана на ноге синяк и царапина».
Да как ты посмела?
Подумаешь, царапина. У Салливана острые ногти, он и меня иногда царапает.
Зачем ты составила этот список? Кому ты хотела доказать, что я не гожусь в матери?
Дрожащей рукой я поставила бокал на журнальный столик. Внутри меня ураганом вздымался гнев.
Ты собиралась забрать у меня Салливана, верно? Подготовила аптечку, установила колыбель – все это не просто так.
А я еще тебя жалела!
Нет, ты заслужила такую смерть!
Я швырнула записную книжку в сторону и пошла на кухню. От вина свело живот, надо бы перекусить. Что подойдет к красному?
В холодильнике не нашлось ничего интересного. Одна скукота, прямо как в твоем комоде с бельем. В отделении для фруктов и овощей почему-то лежал сыр – много сыра разных сортов, на вид ужасно дорогих. Правда, моего любимого – квадратиками для бутербродов – среди них не было.