– Это я!.. Товарищ подполковник… Вас Карпенко зовёт. К телефону, он по нему говорит. Вас на связь требуют для переговоров, с другими разговаривать отказываются.

Телефон? Ну да, городской, по которому можно позвонить, чтобы поторговаться. А куда еще? Свой номер они знают. Всё просто – зверь сам на охотника бежит.

– Скорее!

– Сейчас иду. Четыре бойца со мной.

Побежал к зданию, фуражку на ходу придерживая. Клюнула рыбка, клюнула. Только кто здесь рыбка, а кто рыбак, не понять. Рыбка думает, что она рыбак, и на крючок насаживается. Сама.

Новая партия солдат вошла в здание. Спокойно вошла, потому что там свои, там второй взвод шмон навёл.

– Карпенко! Карпенко, твою мать! Где ты, чего молчишь?

Но нет Карпенко. В живых нет.

– Вы где?..

Здесь, да не те! Короткая, так что маму помянуть не успели, резня.

– Тихо! Пикнешь – смерть!

Возле глаза, возле самого зрачка – заточка. И в спину что-то впивается, так что кровь по хребту горячим ручейком ползёт. Страшно…

А рядом, в шаге, бойцы хрипят. Уже мёртвые.

– Сейчас прикажешь своим грузить пленных в машины. Всех сразу.

– А если нет? – прошептал подполковник.

– Тогда… Убивать не станем, зачем чужую работу на себя брать – яйца на хрен отрежем. А твоя жизнь, один чёрт – под откос. Тебя прокурор на Колыму законопатит, где таких, как ты, без яиц, ждут не дождутся.

Затрещала ткань внизу живота, и что-то холодное и острое ткнулось в промежность, буравя кожу.

– Ну что, на Колыму при достоинстве или туда же, но без него? Выбирай.

Дрогнул командир, смерти, может быть по горячке, и не испугался бы, а вот так… Жизни лишиться можно, на то их натаскивают, но лишиться жизни половой?! А как же жена?.. И жена капитана?.. И еще одна… буфетчица? В дальних гарнизонах без этого инструмента делать нечего… Даже на крыльцо не выйти…

– Что надо?