– И что она ответила? – спросила Рейчел, хотя прекрасно знала, что могла сказать ее мать.
– Спросила, почему я так упорно лгу, какая странность во мне заставляет изображать все так, будто это
– И ты предпочел второе.
– Я предпочел остаться честным, – ответил он, – и в здравом уме.
Углы губ Рейчел скривились в горькой усмешке.
– Подозреваю, что это ей не понравилось.
– Она сказала, что если я решил быть трусом и лжецом, то никогда больше тебя не увижу. Уйдя из дома, я уйду из твоей жизни.
– И ты ушел.
– И я ушел.
– И никогда не пытался связаться со мной?
Он покачал головой:
– Твоя мать поставила мне шах и мат. – Он наклонился вперед и осторожно положил ладони ей на колени. – Сказала, что, если я попробую связаться с тобой, она заявит в полицию, что это я изнасиловал ее.
У Рейчел все это не укладывалось в голове. Неужели мать была способна на такое: изгнать Джереми Джеймса, или кого бы то ни было, из своей жизни? Это было слишком даже для Элизабет. Но тут она вспомнила о судьбе нескольких людей, не угодивших Элизабет Чайлдс в те годы, когда Рейчел была еще ребенком: декана, против которого она постепенно восстановила весь факультет; профессора психологии, с которым не продлили договор; уволенного привратника; рабочего, выгнанного из пекарни. Все эти люди, и еще двое или трое, осмелились выступить против Элизабет Чайлдс – или ей так казалось, – и ее месть была безжалостной и точно рассчитанной. Рейчел отлично знала, каким расчетливым тактиком была ее мать.
– Ты считаешь, что ее действительно изнасиловали? – спросила она Джереми.
Тот покачал головой:
– Думаю, после секса со мной она либо заплатила кому-то, чтобы ее избили, либо подстроила это другим способом. Я годами размышлял над этим. Такой сценарий кажется мне самым вероятным.
– И все потому, что ты не хотел жить во лжи в собственном доме?
Он кивнул:
– А еще потому, что я видел, насколько серьезно она помешалась. Этого она никак не могла простить.
Рейчел снова и снова прокручивала все это в голове и наконец призналась человеку, который должен был стать ее отцом: