– Ты можешь объяснить мне, что произошло?
– Они пытались меня убить. Оба.
– Послушай… Не понимаю: Марк Видаль? Орест? Они хотели тебя убить?
– Это Орест все подстроил. Гнусный завистник. Как зовут его сообщника, не знаю.
Мария думает, а вдруг все трое решили разыграть и ее. Подходит к трупам, чтобы получше их рассмотреть. Нет, они по-настоящему мертвы. И оборачивается к хозяину, который поднял куски пепельницы с пола, осторожно положил их на место и уселся в кресло. Тут раздается звонок в дверь, которого оба пугаются, но ни один не двигается с места.
– Гляди-ка! Должно быть, телевизионщики приехали, – говорит он, допивая последние капли арманьяка, еще оставшиеся в бокале. И наконец неторопливо встает, как будто его одолела лень, устало вздыхает и со словами «иду, иду, достали уже совсем» выходит из библиотеки.
Нам, книгам, не в новинку предсказывать будущее, потому что на наших страницах записано прошлое, настоящее и конец каждой жизни и нам дано читать между строк личной драмы каждого человека. Именно поэтому я уже знаю, что у Марии не хватит духу сдвинуться с места, а на лестничной площадке три съемочные группы телевидения надеются первыми проникнуть в дом. Меня вечно изумляет человеческая неспособность видеть линии своей судьбы, линии жизней, которые пролагают свой путь, и конечную точку каждой истории, которая уже где-то записана.
Мария смотрит как раз туда, где я стою, не видя моего зеленого переплета, потускневшего от солнца, столько лет освещающего меня всякий раз, как открывают шторы. В отчаянии качает головой. Мы слышим, как свежеиспеченный нобелевский лауреат открывает дверь. Мария думает, не может, не может быть, что это взаправду произошло. Затем предусмотрительно падает в обморок, и я становлюсь единственным свидетелем событий.
Пандора[15]
– Я вас прекрасно понимаю. Вы хотите ее смерти, не так ли?
– Да. Зла я ей не желаю, но ее смерть была бы для меня огромным облегчением.
Они помолчали. Сухопарый человек взял жареный миндальный орешек и сосредоточенно его пожевал, как будто на свете ничего важнее не было. Он поудобнее уселся на стуле, надел темные очки, за которыми скрывалась душа, осторожно огляделся и произнес, как будто речь шла о надвигающейся грозе:
– Что-нибудь придумаем.
Холодок пробежал по спине Карлеса. Так, значит, это была не шутка.
– Что вы имеете в виду? – сказал он, покрываясь потом.
– Любое затруднение, которое можно решить за деньги, не безнадежно. Вы со мной не согласны?
– Я не совсем вас понял.
– Все вы поняли. – Сухопарый человек взял еще одну миндалинку, с улыбкой ангельского терпения ожидая, пока собеседник признается, «да, я вас понял, сколько мне это будет стоить». Но что-то не клеилось. Чтобы ему помочь, он вкрадчиво заговорил, почти учительским тоном: – Есть человек, который создает вам трудности эмоционального и финансового характера и не желает слушать, когда вы просите его убраться с вашего пути.
– Да, вы совершенно правы, но…
Сухопарый человек встал и дружески кивнул ему: