Когда они уходили на танцы, тетка Роза сказала им, что лучшим способом не остаться «дамой без кавалера» было смотреть мальчикам прямо в глаза и улыбаться. Кроме того, они должны не сидеть у стенки, если их никто не пригласит, а танцевать вдвоем. Тогда они будут выглядеть так, словно пришли сюда только для того, чтобы потанцевать, а мальчики не имеют для них особого значения.
Они вели себя именно так, как советовала тетка Роза, и были поражены тем, как много мальчиков приглашали их на танцы. Сюзанна задумалась, помнит ли Бет тех двоих мальчишек, которые ангажировали их на последний танец, а потом отправились провожать домой. Мальчики были братьями, худые и веснушчатые, но, как выразилась тогда Бет, с ними было приятно попрактиковаться.
«Она позабыла о тебе давным-давно, — с надеждой прошептала самой себе Сюзанна. — Она всегда была красивее, умнее, дружелюбнее и общительнее. Наверное, ее жизнь слишком полна событиями, чтобы оглядываться назад».
Сюзанне тоже не хотелось оглядываться назад. Она уже поняла, что гораздо лучше жить сегодняшним днем, потому что мысли о прошлом приносят с собой только боль. Но и настоящее было не настолько хорошим, чтобы думать о нем. Ведь Бет может внезапно узнать ее, и тогда Сюзанне придется объяснять, как она дошла до такого. Она снова попыталась ни о чем не думать.
Самым лучшим и проверенным методом добиться этого было думать о море. Пустой галечный пляж, на который накатываются гигантские зеленые волны. Она представила, как босая стоит на мокрой гальке, отбегая назад каждый раз, когда на берег с шипением накатывается волна. Иногда волна успевала лизнуть ее ноги, и тогда у нее возникало ощущение, будто море пытается утянуть ее за собой вместе с отступающей волной.
Но в этот раз, вместо того чтобы увидеть только воду и ничего, кроме воды да белых пенных барашков на гребнях волн и шороха потревоженной гальки, она вдруг увидела себя. Не такой, какой стала сейчас, измученной жизнью сорокачетырехлетней женщиной, с дряблой кожей и тусклыми волосами, а такой, какой она была в начале лета 1967 года. Ей оставалась ровно неделя до шестнадцатилетия, но уже тогда она была пухленькой, с блестящими каштановыми волосами, чистой кожей и сверкающими глазами.
Она была на каникулах со своими родителями в Лайм-Реджисе, в Дорсете. Для них это были первые настоящие каникулы за много лет, и еще они праздновали, хотя никто не признался бы в этом открыто, смерть бабушки.
У Сюзанны не сохранилось воспоминаний о том времени, когда их жизнь еще не была сосредоточена вокруг старой леди, потому что та поселилась с родителями Сюзанны, Маргарет и Чарльзом, в их доме в Луддингтоне, когда Сюзанна была еще совсем маленькой. В своих первых воспоминаниях она всегда видела бабушку сидящей на кухне в кресле с высокой спинкой, закутанной в шаль и все время причитающей и жалующейся. Холод, жара, еда, ее лекарства, больные ноги или проблемы с желудком — все это могло стать причиной длительного, монотонного ворчания. Сюзанна не могла припомнить, чтобы бабушка когда-нибудь смеялась.
Ее брат Мартин называл бабушку демоном и утверждал, что цель ее жизни состоит в том, чтобы причинять другим страдания. Он любил стоять за ее креслом, там, где она не могла его видеть, и передразнивать ее, изображая, как та неодобрительно поджимает губы и делает указующий жест пальцем. Но Мартину повезло, он был далеко, в Ноттингемском университете, когда бабушку поразило старческое слабоумие.
Сюзанне же было девять лет, когда все стало по-настоящему плохо. Ей приходилось дежурить по очереди с родителями, чтобы бабушка не обожглась, не забыла выключить воду в ванной, не пошла к реке в нижней части сада и не свалилась в нее.
У нее было такое ощущение, словно на их дом надвинулась темная туча и накрыла с головой всех его обитателей. Прекратились семейные праздники и выезды в гости и на природу, мать все сильнее нервничала и становилась похожей на загнанную лошадь, отец почти полностью отдалился от них, предпочитая проводить время в своей конторе или в кабинете, и очень часто Сюзанна чувствовала себя одинокой и всеми покинутой. О том, чтобы пригласить других детей поиграть с ней, не могло быть и речи, поскольку родители ее боялись, чтобы кто-нибудь не узнал о том, что бабушка медленно сходит с ума.
Если бы не отец, который брал ее с собой на выходные пострелять, то у Сюзанны в жизни не осталось бы ничего, кроме школы и работы по дому. Ее отнюдь не привлекала стрельба, ей казалось жестоким убивать птиц и кроликов, но она оказалась на удивление хорошим стрелком, и ей нравилось слушать, как отец похваляется ее меткостью перед знакомыми.
Вот почему дружба Бет обрела такую важность для нее в последующие несколько лет. Письма к ней и мысли о ней заполняли пустоту, образовавшуюся после того, как у ее матери больше не стало времени гулять с ней, играть или учить ее шить и стряпать. Когда другие девочки в школе перестали дружить с ней из-за того, что она никогда и никого не приглашала к себе в дом, она говорила себе, что они просто завидуют ей черной завистью, ведь у нее была такая подружка, как Бет.
Но слабоумие бабушки прогрессировало слишком быстро, и вскоре она вообще была не в состоянии запомнить что-либо. Она стала бродить по ночам вокруг дома, швырять еду на пол и нести всякую ерунду. Затем у нее в довершение всех несчастий развилось недержание мочи. Отец все дольше и дольше задерживался в конторе. Он совсем перестал брать Сюзанну с собой на охоту, поскольку, по его словам, мать нуждалась в помощи Сюзанны по дому. К тому времени, когда ей исполнилось тринадцать, она сама занималась покупками, уборкой и глажкой. Она ненавидела бабушку за то, что та превратила их жизнь в ад.
Теперь-то Сюзанна понимала, что ее бабушка страдала болезнью Альцгеймера. Но тогда, в шестидесятые годы, никто не произносил этого названия, даже если и знал его, никто не понимал всех проблем, которые несла с собой эта болезнь, и даже не считал ее болезнью. Человека, страдающего подобным заболеванием, либо помещали в сумасшедший дом, либо старались спрятать от глаз окружающих в семье, стыдясь висевшего на нем клейма.
Поскольку никто не дал себе труда что-либо ей объяснить, Сюзанна, совсем еще молоденькая девушка, не испытывала ничего, кроме презрения и раздражения, к старой леди, которая одна умудрилась устроить в их доме такой кавардак. Она помнила, как ее начинало тошнить от запаха, стоило ей переступить порог дома после возвращения из школы, как ее охватывало отвращение, когда бабушка выплевывала на пол пищу, которую мать ложечкой совала ей в рот, и никак не могла взять в толк, почему ее мать не соглашается поместить бабушку в сумасшедший дом, как на том настаивал отец.
Мартин приезжал домой все реже и реже, он говорил, что у него есть занятие получше, чем проводить выходные в приюте для умалишенных. Он всегда вел себя мерзко по отношению к Сюзанне, все ее детство было омрачено издевательствами и побоями брата, но она помнила, как была оглушена и растеряна, впервые услышав эти ужасные слова, которые он сказал матери. В конце концов, мама ведь не виновата в том, что случилось с бабушкой. Но в то же время Сюзанна не могла не соглашаться с Мартином, она отдала бы все на свете за возможность уехать в школу-интернат и больше не возвращаться домой.
Начиная с четырнадцати лет, у Сюзанны не оставалось времени сходить в библиотеку, на прогулку или покататься на велосипеде; как только она возвращалась из школы, для нее сразу же находились неотложные дела, а по выходным дням их бывало еще больше. Иногда ее даже не пускали в школу, когда мама чувствовала, что не в силах справиться одна с бабушкой.
Она помнила, как однажды сидела с бабушкой, пока мама пошла принять ванну. Старая леди раскачивалась взад-вперед в своем кресле, издавая ужасные звуки, а Сюзанна раздумывала, удастся ли ей отлучиться этим летом, чтобы встретиться с Бет. Ей так хотелось хотя бы в письмах признаться подруге в том, что происходит у них дома, но родители были непреклонны: не могло быть и речи, чтобы об этом стало известно.
Тем не менее ее мать, кажется, понимала, как важна для Сюзанны дружба с Бет, и в последние два года ей удавалось уговорить отца нанять сиделку на несколько часов в день, так чтобы Сюзанна могла уходить из дому. Это было настоящим подвигом, потому что отец тяжело расставался с деньгами, но мать упорно стояла на своем, утверждая, что Сюзанне нужно отдохнуть, что ей надо со свежими силами приступить к учебе в школе с первого сентября.