— А что не так?
— Обычно именно мне приходится упрашивать тебя выйти из дома. В чем дело? На тебя так весна действует?
— Ну да. За зиму я немного размякла, но теперь мне гораздо лучше. Разве ты не чувствуешь, как молекулы, заряженные животворной силой, незримо парят в воздухе?
— Чем-чем наряженные?
— Только не выкручивай мне мозги, я тебе не карманный французско-английский словарь. Надевай-ка кроссовки и пошли.
— Лучше я надену патогас.
— Это был стилистический прием. Не об одежде речь. О твоем внешнем виде я не беспокоюсь. Давным-давно.
Ингрид окинула взглядом наряд Лолы. Платье в стиле «джутовый мешок», застегнутое на все пуговицы, похоже, заказано по специальному каталогу для тех, кому за шестьдесят. Она промолчала и натянула свои патогас. А Зигмунд Леже уже держал в зубах поводок. Строгий и шикарный поводок с серебряной бляхой, на которой было выгравировано его имя.
7
Товарищи Лу Неккер обосновались в здании с голливудским фасадом. На фронтоне из светлого камня пара атлетически сложенных нимф обрамляла элегантную надпись «Механические мастерские Жерве Жармона». Рядом с мощными чугунными опорами особенно удачно смотрелись изящные мозаики в пастельных тонах, оттененные позолотой. Ингрид восторженно охала, пока Лоле не удалось затащить ее под арку. Деревянный щит был завешан афишками, извещавшими о концертах, выставках и перформансах. Не обошлось и без листовок с пламенными призывами. Одна из них начиналась словами: «Все на защиту Художественного центра Жармона!»
Ингрид своим решительным шагом уже вступила на лестницу, но Лола удержала ее, указав на приоткрытую калитку, за которой что-то зеленело. Они обнаружили пышно цветущий сад, окруженный стенами домов. В нем трудился лысый коротышка в сером комбинезоне. Немного поколебавшись, Зигмунд дал понять Ингрид, что не прочь поближе познакомиться с этим удивительным буйством зелени. Она сняла поводок и вдруг хлопнула себя по лбу:
— Holy cow![6]
— Что с тобой?
— Вспомнила одну мелочь, Лола! Теперь я понимаю, о чем говорил майор Дюген.
— Поздравляю тебя.
— Брэд подрабатывал на стороне. И он знал Лу Неккер. Потому что работал у нее под окнами. Может даже, в этом саду!
— Ничего себе мелочь!
Поразмыслив, Лола отправила Ингрид поподробнее изучить афишки, а сама решила поближе познакомиться с этим неожиданным эдемом. Полюбоваться стеной, увитой клематисами, и зарослями штокроз. Тугие белые венчики напоминали атласную кожу. Лола наклонилась, чтобы вдохнуть их аромат. «Волшебный», — подумала она, закрыв глаза. Более насыщенный, чем у жасмина, более плотный, чем у апельсинового дерева. Она с усилием выпрямилась, сбросив сковавшие обоняние чары. Буйно цветущий боярышник смешался с изобилием роз, чья палитра менялась от перламутра до самого густого багрянца. Чуть подальше согласно пламенели настурции, герани, гвоздики и маки. Лола разглядела теплицу из металла тонкой работы, окаймленную оранжевыми гладиолусами и кустиками дрока, за запотевшими стеклами виднелись пальмы и лианы.
Голова садовника была гладкой, как цветочный горшок, но густые бачки разрослись до самого подбородка. Он оторвался от прополки и приветливо кивнул ей. Она не пожалела времени, чтобы воздать должное красотам его сада, сделав упор на розы и штокрозы, и лишь потом предъявила ему старое полицейское удостоверение, память о том времени, когда она управляла комиссариатом на улице Луи-Блан. Украшенный славным бюстом Республики, документ создавал необходимую иллюзию.
— Вы знакомы с Бернаром Мореном?