Эта догадка показалась мне слишком примитивной, для такого невероятного события, как всплывающие в голове слова и цифры, но развить эту мысль у меня не получилось. Снаружи послышался лай, а потом, злобное рычание нескольких дерущихся собак.

Выбросив на время из головы тревожные догадки, вскочил и спешно направился в трансформаторный зал. Там, подняв с пола метровый отрез арматуры, которым прижимался к полу брезент, покрывающий трансформатор, я осторожно выглянул в засаленное окно.

На снегу, рядом со служебным выездом, заметил две, стоящие друг перед другом, собаки. Было видно, что они вот–вот бросятся друг на друга, и первым моим порывом было выйти, и разогнать их, тем более что одна из них была алабаем нашего сторожа Данилыча по кличке Ада, а вторым участником собачьего конфликта, оказался огромный лабрадор, принадлежащий спасателям. Он всегда всех облизывал, и вообще, был добрейшей души псиной.

Справившись с первым порывом, я, решив, что у четвероногих ребят, то–ли бешенство, то–ли такая же хрень с английским капсом в голове, как и у меня, решил понаблюдать за конфликтом издалека, пока псы сами не разберутся.

В этот момент, Ада наконец бросилась на своего оппонента по кличке Толстый, и с ходу разодрала ему морду. Лабрадор жалобно заскулил и позорно ретировался. Он отбежал на полсотни метров и принялся злобно лаять на обидчицу, спрятавшись за небольшой фургон с мусорными баками.

Алабай не погналась за ним, она склонилась над большим мусорным свертком и принялась рвать его зубами.

— «Странно, откуда у нас на заднем дворе строительный мусор» — подумал я и присмотрелся к пакету.

— Ах ты сука! — Заорал я, и, на бегу, перехватив свою железную дубину, помчался на взбесившуюся тварь. Услышав меня, она бросилась наперерез, но заметив в руках железный прут, растерялась и попятилась назад, при этом громко рыча и скаля клыки.

Подбежав к бешеной псине, я попытался с размаху перебить ей хребет, но она успела отскочить, и я всего лишь разодрал ей плечо. Ада жалобно заскулила, а я снова размахнулся, и в этот раз попал по морде. Наступив на шею скорчившейся на снегу людоедке, я бил ее по крупу до тех пор, пока она не перестала скулить, и даже после этого пару раз заехал ей по черепу, так сказать, контрольный в голову.

Окончательно убедившись, что псина издохла и уже не оживет, мало ли, с теми делами, что сейчас происходят, нельзя быть уверенными ни в чем, я, не спеша подошел к изуродованному телу Данилыча.

Собственная собака нашего сторожа перегрызла ему горло и объела нос и губы. Кровь до сих пор вытекала из разодранного плеча и шеи, и я, сняв с себя куртку, наклонился и накинул ее на изуродованное лицо.

Сергей Данилыч был одним из тех людей, которых я уважал и дорожил их дружбой. После часа ночи, он обычно заходил в зал попить чаю и присмотреть за теми посетителями, которые вот–вот начнут создавать проблемы. Вышвырнуть на улицу пару зарвавшихся придурков, для него никогда не было проблемой, а в случае особо агрессивных пассажиров, мог натравить Аду. Хороший был мужик, хоть и с тяжелой судьбой.

Я зачем–то сгреб окровавленный снег, и стал запихивать под куртку. Где–то слышал, что запах крови привлекает падальщиков, а я не хотел, чтобы Данилыча еще сильнее объели. Неожиданно, моя рука коснулась края его лица и по всему моему телу пробежал жар. Как будто резко поднялась температура и сразу спала. В следующую секунду, перед глазами все вспыхнуло, и над телом нашего сторожа появились цифры надписи и небольшое свечение.

От неожиданности я повалился на снег и некоторое время лежал неподвижно, стараясь ничего не трогать и не замечать. Моему телу, а главное мозгу, необходимо было время чтобы переварить навалившуюся, за последнее время, на него информацию. Особенно, последние события. Я старался ни о чем не думать, надеясь, что когда все ненужные мысли осядут на дно сознания, или всплывут на поверхность, то смогу увидеть картину в более понятном ракурсе. Я всегда так делаю, когда собираюсь принять сложное решение или провести мозговой штурм. Вот и сейчас, лежа на снегу рядом с мертвым телом очень хорошего человека, старался не думать о том, что теперь, мне не удастся заварить ему чай, украдкой добавив внутрь ром, не нужно будет откладывать с мойки недоеденное мясо для его псины, и, что, больше никогда не получится поспорить с ним на сотню, на результат хоккейного матчя. А еще, я старался выкинуть из головы мельтешащие перед глазами галлюцинации. В общем, я лежал, уткнувшись затылком в сугроб и смотрел на звезды. Маленькие, блестящие точки в ночном небе, мельтешили, завораживали, и, чем дольше я на них смотрел, тем больше их становилось.

— «Инопланетяне напали на наш бар, и захватили мозги» — обреченно проговорил я сам себе под нос. — «Захватили все мозги. Даже собачьи».

На этой мысли я поднял голову и оглянулся на неподвижно лежащую тушу Ады. Над ее телом также было заметно синеватое свечение.

Поднявшись на колени, я, не спеша пополз в сторону тела убитой псины, благо лежала она всего в двух метрах. Приблизившись, некоторое время наблюдал за переливами света, исходящего от мертвой туши. Почему–то мне казалось, что это свечение на ощупь холодное, и чтоб убедится, протянул к нему пальцы. Когда рука погрузилась в светящиеся марево, перед глазами моментально появилась надпись, точнее, над мертвым телом всплыло несколько узоров похожих на снежинки, и, когда я сфокусировал на них взгляд, в голове появлялся смысловой образ этих символов.

— «Это. Что. Блеять. Такое.» — медленно проговорил я, когда дошёл смысл происходящего. — «Я умею читать по снежинкам!? Какого уя?»

В ответ на мой расплывчатый вопрос, перед глазами появилось еще несколько шестигранных узоров, смысл которых сводился к тому, что я, благодаря заказанному и установленному лингвистическому пакету, теперь понимаю письменность великого улья, который тот создал специально для младших рас, или для записи/передачи информации на расстояние.

Большинство терминов, используемых в этой «письменности», в русском языке не имело аналогов вообще, поэтому, перевод получался очень грубый и не передающий большинства смысловых нюансов. Как я понял, у этих символов не имелось никакого звукового воплощения, просто, это было что–то вроде символов QR-кода, которые, при взгляде на них, интерпретировались в моем мозгу в соответствующие значения или образы.