Подойдя к полкам, снял картонную упаковку из–под микроволновки и опустил на стол. Внутри оказалось шесть больших жестяных консервов. Четыре с лососевой икрой и две с осетровой. Еще нашлась вакуумная упаковка с тонко нарезанным хамоном, весом сто пятьдесят грамм, и тетрадь учета пересменки.
Выложив все съедобное на стол и вооружившись грязной кофейной ложкой, я принялся уплетать рыбный деликатес, однако, уже к концу второй банки, большое количество соленой икры стало давить на горло, намекая на предстоящую изжогу. Пришлось открывать бутылку Твиши, а спустя еще полкило крупных красных шариков, бутылку Цинандали. К концу курортного сезона, выбор алкогольной элитки на складе, был представлен в основном водкой и виски. Вино уже полмесяца как не привозили, заставляя допродавать то, что осталось. А остались только ящик грузинского ассорти и аргентинский сортовой шмурдяк. Еще, правда, было несколько бутылок французского A. O.C., но их надо было искать в ящиках с личными запасами Папы, а лезть туда мне пока было сыкотно.
Как я не старался, а доесть хамон и последнюю банку икры у меня так и не получилось. Не влезало. Развалившись в кресле, я уже расстегнул и ремень, и ширинку, но набитый живот отказывался принимать сверх своего размера. Понимая, что если не начать прямо сейчас, то потом может приспичить в туалет, я отложил бутылку, закрыл глаза и вызвал лабораторию на нижнем рабочем столе. В очереди на инициацию там стояла одна первичная мутация, три вторичных, четыре дополнительных мутации и одна модификация. Всего восемь загруженных приложений, ждущих начала своей установки. Усевшись поудобней и отметив время на часах, я дал разрешение на инициацию.
Как и в прошлые разы, сразу после команды, по всему телу прокатилась волна тепла. После нее, появилось сильное головокружения и тошнота. Я перегнулся через подлокотник, чтобы не испортить обивку и одежду, когда начну обратно метать икру вперемешку с желудочным соком, и, потерял сознание.
Очнулся из–за резкой вони, лежа на полу. Рядом стояла недопитая бутылка грузинского сухаря, и источала мерзкий запах серы и химических добавок, которыми разбавили низкокачественный виноматериал. Тот, что даже вином назвать нельзя. Поднявшись на ноги, я нашел крышку, навинтил ее на бутылку, после чего открыл окно и выбросил вино на снег. Ворвавшийся в комнату свежий, морозный воздух окончательно привел меня в чувство. Что странно, находясь в неотапливаемой комнате, с настежь открытым окном, одетый в одну лишь гавайскую рубашку и жилет, я совершенно не чувствовал холода. Еще, я прекрасно видел в темноте, например циферблат будильника, стоящего на верхней полке, хотя, полтора часа назад, когда только сюда пришел, накрывать на стол приходилось буквально на ощупь.
Благодаря морозному воздуху кавказских гор, запах сивушной химии, хамона и соленой икры, стал постепенно выветриваться, и я нащупал носом аромат нормальной человеческой пищи. Приятный запах источала коробка из–под ломтерезки, прикрытая сверху треснутым поддоном, в который мы складывали битую посуду.
Добравшись до нужного мне ящика, обнаружил в ней сумку, наполненную продуктами с нашей кухни и пакет апельсинового сока.
— «Так вот кто у меня соки пиздит.»
То, что наш повар стучит соучредителям, я знал еще с тех времен, когда работал вместе с ним в Краснодаре, но на воровстве его еще не ловили.
— «Сука ты Саша! Лучше бы ты урод спер у меня пару бутылок минералки».
Открутив крышку, я, практически одним махом, выпил литровый пакет сока. По опустевшему желудку прокатилась приятная волна легкого насыщения.
— «Не понял, чо за нах?» — Я задрал рубаху и посмотрел на живот. — «Э, куда же делся мой животик?»
Там, где час назад, находилось, не умещающиеся в брюки, раздутое пузо, теперь было тощий живот уродливой, высохшей мумии. На мой немой вопрос по поводу такого явного уродования тела, Система пояснила, что, той гадостью, которой я забил желудок перед инициацией, я могу только пойти и подтереться. Практически все, что я тогда съел, было сжато и отправлено в запасники. Биологическим материалом для перестройки организма стали, — теперь уже ненужные мне кишечник и несколько колоний паразитов, до этого мирно живших в разных частях тела.
От таких новостей я даже ненадолго остолбенел, потом снял трусы и на ощупь проверил наличие самой ценной части тела. Исследование показало, что кроме ануса, все остальное, вроде, осталось на своих местах.
— «Эх, не стать мне теперь геем, даже воздух испортить под одеялом не получится. Интересно, что на это скажет Тина. Особенно когда увидит мою осиную талию.»
Так, пытаясь развлечь себя посторонними мыслями, я натянул брюки, затянул ремень и выпустил рубаху наружу, чтобы скрыть неестественную худобу. Разложив перед собой украденные(сэкономленные) поварами продукты, первым делом опустошил три поллитровые банки с салатами, затем, умял две куриные отбивные в кляре, и в конце, доел остатки хамона и последнюю коробку икры. Чувствуя приятную сытость, расселся в кресле и наконец обратил внимание на призывно мигающую иконку последних отчетов.
— Ну ладно, показывай, что там у тебя такого важного. — Великодушно разрешил интерфейсу и потянул за левую верхнюю панель.
— А вот и вторая мечта идиота сбылась. Надо было тогда, в общаге, заказывать молнии из пальцев. А теперь то–что, девок пугать? Точнее, подавлять волю и мышление. Хотя, я же теперь смогу заставить Таню бросить курить и снять все железо с языка, бровей и пупка. И пусть только попробует еще хоть что–нибудь прицепить, я ей такое «подавление» устрою, что она у меня потом еще и наколки все сведет.