— Анна Иоанновна, в жизни не поверю, что ты не читала кодекса рода Нагих. В нашей семье княжение передаётся по женской линии, а не по мужской. Смерть отца ничего не решает. Пока Мария Нагая жива, только замужество даст мне право на княжий титул, а замуж я, как видишь, не собираюсь. Бытие определяет сознание, а оно у меня — то ещё. Давай не будем поднимать скользкую тему, мне и в девках хорошо, обойдёмся без толстых намёков на обстоятельства.
Показалось, или императрица облегчённо выдохнула?
— Я и не думала тебя сватать, Ольга, лишь чуть прощупала почву. Ты — барышня молодая, красивая и очень богатая. Поди, женихи толпами вокруг кружат?
— Государыня, полагаю, что на твой письменный стол каждое утро ложится свежий доклад о моих похождениях, а если нет, то это недоработка Тайной канцелярии, в таком случае гони князя Толстого взашей.
Самодержица, скривившись, подлила шампанского в бокал.
— Какая ты скучная, Оля, решительно не умеешь поддерживать светские беседы! В твоём возрасте девицы только и говорят, что о горячих аристо, нарядах и драгоценных камнях. Может, поговорим о разломных бриллиантах? Мне птичка на хвосте принесла, что некая юная особа вчерашним днём выпотрошила чёрную кассу рейха. Врёт, поди?
— Зная твою страсть к камушкам, спешу предположить, что интерес отнюдь не праздный. Прими от чистого сердца, Анна! — С этими словами, достав из хранилища трёхкилограммовый бархатный мешок, всучила императрице.
— Как ты могла подумать, княжна? Что ты себе позволяешь! — нарочито возмущённо вскричала самодержица.
Возмущение длилось ровно до тех пор, пока Её Императорское Величество не сунула любопытный нос в мешочек.
— Поразительно! Никогда не видела эдакого глубокого яблочного цвета, — прошептала государыня, повертев в пальцах зелёный бриллиант размером с грецкий орех. — Что хочешь за них? Золото, оружие, земли? — пряча за спину кисет, деловито справилась императрица.
— Это подарок, Ваше Императорское Величество, как и два грамма радия-дельта.
На кофейном столике тут же появились экранированные контейнеры. Ножки жалостно скрипнули, но североамериканский орех выдержал вес в сотню килограммов. Глаза самодержицы полезли на лоб, и она чуть не выронила каменья из подрагивающих пальцев.
— Это невозможно! Откуда⁈
Государыне даже играть на публику не пришлось — изумление было искренним.
— Спроси у птички, Анна. Странно, что тебе донесли о моём рейде в рейх и трофейных камушках, но забыли упомянуть про изотопы.
— Да какая уж там птичка, Оль. Поутру нашего чрезвычайного и полномочного посла вызвали в Министерство иностранных дел Великого рейха, где и вручили ноту протеста. Этим же утром германский посол пожаловал в Зимний и запросил аудиенцию государыни. Мне стало любопытно, в чём причина этакой спешки, и я удовлетворила запрос графа. Каково же было моё удивление, когда речь зашла о тебе: Гебхард фон Вальдбург в ультимативной форме потребовал у короны ни много ни мало, а твоей выдачи германскому правосудию, возврату награбленного, опись прилагалась, и выплаты материальных издержек в размере пяти миллиардов рейхсмарок. Что странно — об изотопе речи не велось, отсюда моё удивление.
— И что ты ответила почтенному послу? — спросила я с ухмылкой, пригубив игристый напиток.
— Презентовала раритетный экземпляр Имперского кодекса, где чёрным по белому прописаны права и обязанности высшего сословия, в частности, столбовых дворян. Не тревожься, Оленька. С Дону выдачи нет! — твёрдо заявила императрица, пряча подарки в сейф.
От меня не укрылось, как легко Анна схватила неподъёмные капсулы, лишь натренированные бицепсы чуть вздулись под длинными шёлковыми рукавами элегантного платья. Крепка государыня-матушка, ничего не скажешь.
— Так чего же ты хочешь, княжна? Только не говори, что не корысти ради, мзду не берёшь, за державу радеешь, — я это слышу каждый день, принимая дары. Твой презент — нечто из ряда вон. Боюсь предположить, каким должен быть отдарок.