Снова выстрел — на этот раз одиночный и глухой. Стасис и швед мгновенно схватили оседавшую чеченку за руки, не давая разжаться ладоням мертвой женщины. Несколькими секундами позже к ним подбежал спецназовец со снайперской винтовкой в руках.
— Молодцы, мужики, — прохрипел он, тяжело дыша, и, вдавив тангенту, закричал в микрофон переговорного устройства: — «Первый», я — «ноль пятый»! Обе шахидки уничтожены, срочно нужны саперы!
Внизу разгорелась беспорядочная стрельба. Стасис, сидевший у трупа чеченки и судорожно сжимавший ладонями ее мертвые кулаки, обернулся к Анне:
— Ложись на землю, чтоб не зацепило.
Журналистка присела на корточки рядом с Воскобойниковым, который продолжал снимать, стоя на коленях. Анна видела, как пули выбивают искры из старых камней, как мечутся люди, в форме и без, как одиноко и отрешенно сидит за роялем музыкант оркестра.
С крепостной стены сорвались несколько чаек, напуганных стрельбой, и взмыли вверх. Одна птица на секунду зависла и, встретив случайную пулю, медленно кувыркаясь, упала на камни двора, где уже завершился скоротечный бой. И еще несколько секунд вились вверху подхваченные ветром чаичьи перья.
Дворик заполнился бойцами спецназа. Саперы осторожно разминировали мертвых шахидок, отодвинув в сторону добровольных помощников.
На площадку к журналистам ворвалась группа бойцов в камуфляже. Командир, молодой лейтенант, заорал:
— Всем лечь на землю, руки за голову! — и, подскочив к Воскобойникову, ударил тяжелым кованым ботинком прямо в объектив телекамеры. Хрустнуло разбившееся стекло линзы.
Димка дернулся, но камеру из рук не выпустил — осторожно поставил ее на землю и выпрямился, закрывая ладонью правый глаз. Из-под пальцев по щеке бежала тоненькая струйка крови.
Анна вспомнила, что на его камере нет резинового наглазника — Димке он мешал. Острые пластиковые края видоискателя порвали кожу и, судя по всему, повредили глаз.
— Что вы делаете, сволочи! — закричала Анна и бросилась на спецназовца в наивной попытке ударить.
Лейтенант схватил ее за плечо:
— Заткнись, сука… Кто такая, откуда?
Его бойцы скрутили Стасиса, бросившегося на выручку Анне. Лейтенант недобро усмехнулся и приказал:
— В автобус их всех. Там разберемся…
В Кузнечном дворике царили невообразимый шум и суматоха. В поисках потерявшихся родственников и друзей перепугано метались еще не успевшие прийти в себя зрители, деловито сновали вооруженные люди в камуфляже, и конвоирам пришлось пробиваться через толпу, чтобы доставить арестованных к воротам замка. На единственном свободном пятачке, охраняемом милиционерами, Анна увидела тела погибших — огромного бородача и его раздетой подруги, прикрытые небрежно наброшенным одеялом. Журналистку поразили незряче уставившиеся в толпу открытые глаза на застывших, бескровных, с пятнами грязи, уже — не лицах, а посмертных масках, навсегда утративших присущую жизни подвижность.
Неподалеку от трупов, привалившись к стволу клена, сидел молодой парень — спецназовец. То ли ранен, то ли просто отдыхает после короткого сумасшедшего боя. Автомат он держал, как матери держат младенцев, — прижимая к груди. И, казалось, баюкал его.
Выход из замкового двора, сделанный средневековыми строителями в виде узкого и изгибающегося тоннеля, в котором в случае нападения пара солдат могла успешно отражать натиск не одного десятка неприятелей, заблокировали. Рядом с огромным изъеденным ржавчиной морским якорем, давно служившим музейным экспонатом, устроили контрольно-пропускной пункт. Никого из зрителей не выпускали. Охрипший от бесконечных объяснений милицейский капитан монотонно повторял, уже не пытаясь перекричать истерикующих выборгских дам:
— Граждане, проявляйте сознательность и терпение. Пройдите на свои места. Есть приказ — пока никого из замка не выпускать.