Впереди моего полка стоял полк Правой руки. Склонился в сторону противника русский стяг, завыли трубы. Русская конница начала разбег. Дрожала и гудела земля от тяжелой поступи коней, а навстречу не менее грозная сила начала приходить в движение. Медленно вначале, затем ускорила ход. Как всегда перед столкновением, сердце екнуло куда-то в живот, в груди — холод и пустота.
«А… а… а…» — только восторженный рев. Ряды всадников столкнулись. Грохот железа, крики людей, ржание лошадей, редкие пистолетные выстрелы — все слилось в адский шум боя. Первые ряды — как наших так и татар — были просто смяты. Не уцелел никто. Последующие ряды напирали, и те, кто был жив в третьем, четвертом рядах, были вынуждены пробираться вперед по трупам своих товарищей и лошадей. Кровью была залита вся земля. Впереди раздавался звон оружия, тупой стук щитов. Над местом столкновения стояло облако пыли, так что ничего толком видно не было.
— Татары слева! — закричал кто-то. Я повернулся всем корпусом. И точно! Слева, из рощицы, вылетала на рысях конница, к моей радости — легкая, из ополчения.
Я дал указание прапорщику. Знамя моего полка качнулось влево, дважды проревела труба.
Медленно, с трудом мы выбрались из сбившихся рядов.
Я развел руки в стороны, и полк мой начал перестраиваться, разворачиваясь в широкую лаву.
Татары издалека, по-своему обыкновению, стали метать стрелы.
Обернувшись и привстав на стременах, я прокричал:
— Пищали — товсь!
Не знаю, как услышали меня дружинники в шуме скачки. Однако же когда я поднял руку, прокричал «Огонь!» и резко ее опустил, громыхнул нестройный залп. Ни о какой меткости при стрельбе с хода и речи не шло, однако же картечь — не пуля, жертв своих нашла Попадали кони и люди, смешались ряды татарские.
— Сабли наголо!
Зловеще зашелестели в ножнах сабли, и мы столкнулись!
Дальше пошла просто мясорубка. Бой разбился на поединки отдельных воинов. Бились остервенело с обеих сторон. Но мы выигрывали за счет защиты. Тягиляи татарские не держали прямого удара.
С левой руки из пистолета я выстрелил в грудь налетевшему на меня татарину с разинутым в крике ртом, отбросил пистолет и схватился на саблях с рыжеусым молодым татарином. Удары его были сильны, но мастерства — никакого, и вскоре он пал с лошади бездыханным.
Мы начали теснить татар, а потом и вовсе сломили сопротивление, добивая немногих уцелевших.
— Воевода, справа!
Я резко обернулся, подставил саблю. Но никто не нападал. Прапорщик со стягом показал рукой вправо. Из дальнего леса выдвигалась нестройная шеренга пехоты. Решение созрело мгновенно. Надо обойти тяжеловооруженных татар сзади и ударить по пехоте. Надо бить врага поодиночке. Пока их батыры увязли в сече с Большим полком, во что бы то ни стало надо смять и уничтожить пехоту.
— Дай сигнал: «Развернуться вправо, следовать за мной»!
Прапорщик качнул стяг вправо, заревела труба.
Я дернул поводья и, забирая вправо, стал обходить схватку. Обернулся. Полк поредел заметно, но послушно следовал за мной.