Нас останавливает караул. Елагин всё еще не пришел в себя, и полицейские отказываются верить, что это — не признаки холеры, а последствия ранения.
На них не действуют ни титулы, ни деньги.
— Требуется отвезти его сиятельство в больницу! — настаивает начальник караула. — Сами понимаете — приказ есть приказ. А иначе зараза перекинется на Петергоф. Никак не можем пропустить.
Я вижу, как отчаянный Степан Андреевич готовится достать оружие, и едва заметно качаю головой.
Перевожу взгляд на полицейских. Смотрю пристально, в упор. Сначала — в глаза начальнику.
Я — дочь графа Закревского, главного мага Российской империи! Слабая, плохо обученная, но всё-таки дочь!
Отец владел гипнозом. Животным магнетизмом, как говорит Ларион Казимирович Ставицкий.
Пытаюсь внушить, что им владею и я. Внушить хотя бы самой себе.
Перевожу взгляд с начальника на подчиненных.
Я, ведьма, приказываю вам!
Шлагбаум медленно поднимается, выпуская нас на свободу.
41. Признание
Он приходит в себя, когда я дремлю в кресле рядом с его кроватью.
Я слышу шорох, и сон сразу отступает.
Взгляд у Елагина ясный, осознанный — впервые с того момента, как мы оставили Петербург.
— Вера Александровна?
Он обводит взглядом комнату, пытаясь понять, где находится.
— Мы в Елагинском, ваше сиятельство, — улыбаюсь я.
Он тоже пытается улыбнуться.
— И вы, Вера Александровна? Но разве мы не были в Петербурге? Мне помнится, мы разговаривали с вами…