Затянутой в белую перчатку рукой, он взял со стола конверт и передал мне. Я взял четырёхугольник и осмотрел. Запечатано, но печать мне незнакома. Глянул на просвет — записка, небольшая, на плотной бумаге.
— Что там, очередная победа? — ухмыляясь спросил Виктор, зажигая сигарку.
— Сие мне неизвестно, — ответил я, — Знаешь печать?
Повернул конверт так, чтобы он видел. Виктор прищурился сквозь клубы табачного дыма и покачал головой:
— Первый раз вижу.
Я слегка наклонил голову, обозначая благодарность, убрал письмо в карман пиджака и обратился к лакею:
— Принеси нам шампанского.
— Сию минуту, ваше сиятельство, — ответил тот.
Я проследил как он скрывается в полумраке. В этот момент Элиза, следившая за моим лицом, поднялась:
— Месье, прошу прощения, мне нужно отойти.
«Отличный повод отлучиться,» — подумал я, вставая вместе с ней.
— Вы тут не были, мадам, позвольте покажу дорогу.
— Спасибо.
Виктор подмигнул и прислал псио:
Элизе, конечно, объяснять ничего не пришлось. Я направил девушку к коридору, который вёл в то, что у германских кузенов когда-то называлось «храмом уединённых королевских размышлений». А сам свернул в соседний, остановился у открытого окна, зажёг позаимствованную у графа сигарку и извлёк письмо. Сорвав печать, обнаружил исписанную убористым текстом открытку.
Быстро пробежав глазами строки, я порвал бумагу, поджёг и бросив в пепельницу дождался, пока от послания не останется лишь пепел. Перечитывать смысла не было — текст надёжно отпечатался в памяти. Как и тот факт, что аккуратный женский почерк был мне незнаком Подписи также не было. Конечно, у меня не было сестёр и братьев, но это-то обращение было объяснимо тем фактом, который лучше не упоминать даже мысленно.
— Что пишут? — поинтересовался подошедший Виктор.