Армия готовилась к сражению, когда через линию аванпостов в Смоленск приехал ротмистр изюмских гусар. Мундир на нем был запылен, потрепан и пробит в нескольких местах, перо с кивера потеряно, ментик лишился рукава, а левая рука висела на перевязи, сделанной из цветастой шелковой шали.
Не обращая внимания на удивленные взгляды, ротмистр узнал, где именно находится сейчас Бенкендорф, отправился по указанному адресу, терпеливо выслушал адъютанта, который пространно объяснил, что Александр Христофорович сейчас занят, кивнул и прошел мимо поручика, словно тот был предметом мебели.
— Изюмского гусарского полка ротмистр Чуев, — отрапортовал гусар, распахнув дверь в комнату, в которой находился Бенкендорф. — Позвольте? Я от князя Трубецкого. С письмом.
Глава 05
Божья коровка медленно ползла по стволу винтовки. Хорошо ей, никуда не нужно спешить, ни о чем не нужно думать… Хотя и князю Трубецкому спешить некуда — это одно из преимуществ засады. Сидишь себе в кустах и ждешь, когда же дичь приблизится настолько, что…
В глубине леса застрекотала сорока, Трубецкой вздрогнул и прислушался. Нет, похоже, что это кто-то из мужиков спугнул птицу возле оврага. Вот ведь, люди природы. Казалось бы, должны чутко прислушиваться, понимать, ан нет — наплевать крестьянину на все эти прелести и особенности. Да и охотников среди мужиков, считай, нет. Какая для крепостного охота, какое оружие в доме? Вечером нужно будет узнать, кто именно птицу переполошил, да наказать.
А сейчас — ждать.
Расслабиться и ждать, в этом заключается искусство засады. Ты уже выбрал место, наметил способ нападения, прикинул возможные варианты развития событий — и все, от тебя уже ничего не зависит. Сиди и жди. Не засни только.
Божья коровка доползла до дульного среза, замерла в нерешительности, приподняв красные с черными крапинками надкрылья.
«Божья коровка, полети на небо, там твои детки кушают котлетки… — прошептал Трубецкой. — Всем собакам раздают, а тебе не дают». Присказка из его детства сработала, божья коровка взлетела, сделала круг над головой князя и улетела.
Жарко. Даже птицы не поют, разморенные полуденным солнцем. Мужики в подлеске, наверное, дремлют, выставив в дозор кого-то из молодых, того же Кашку. Паренек смышленый и не обидчивый. Акакий Парамонович Колотяга. Вот думал ли ты, господин князь, что встретишь в реальной жизни человека с именем Акакий? А Пафнутий? А?..
Снова подала голос сорока, на этот раз от дороги. Похоже, не соврали французские обозники, когда хвастались вчера, что двинутся в эту сторону. Переночуют в Степановке да и двинут прямо через лес.
Здорово выпили, видать, обозники, раз вслух несли такое в присутствии кучи народа. Нет, они, конечно, болтали по-французски, они не могли знать, что среди крестьян на рынке крутится уланский корнет Вася Филимонов, совершенно непохожий в свои пятнадцать лет на отпрыска дворянского рода, худющий, загорелый, с заусеницами на пальцах и давно не стриженными волосами. И вполне прилично знающий французский язык.
Так что зря французы так свободно обсуждали свой сегодняшний маршрут, зря. И дали время Трубецкому подготовиться к встрече.
Князь честно пытался привыкнуть к новым для себя старинным методам боевых действий. Он и раньше понимал, что все будет иначе, что недаром отряды русских партизан формировались из кадровых военных, казаков и гусар. Да, можно с кучкой крестьян втихомолку спалить мост, можно перехватить посыльного с донесением или приказом, но чтобы наносить реальный урон, следовало ходить в атаку. Пусть наскоком, пусть из засады, но — сабли наголо, штыки наперевес, с богом и ура!
Тактика была понятная, но совершенно для Трубецкого неприемлемая. Не было у него сотни-двух казачков или гусар. Да и не нужно, тут и одного было многовато, с постоянными разговорами на тему понятий чести в войне.