– Позволь, батька, поучу его маленько? – попросил десятник, поигрывая плеткой.
– Бей! – визгливо закричал тиун. – Сейчас твоя сила!
– А потом будет твоя? – усмехнулся Духарев.
– Будет и моя! Боярин мой самой княгине служит!
– Ишь ты! – удивился Духарев. – А я не знал! Это, значит, тебе княгиня приказала знамено сдвинуть!
– А вот у княгини и спроси! – нагло ответил тиун. – Она и рассудит, кто прав! И за то, что ты меня и человека моего побил, – тоже рассудит! Ты, воевода, ой как пожалеешь!
Духарев наклонился к тиуну, сказал ему негромко:
– Еще слово – и я тебе язык вырву, – потом приказал двум гридням: – Возьмите эту жердину и вкопайте во-он там, под тем пригорком. Сделаете – догоняйте. Мы в Вышгород поедем, – а десятнику велел: – Сычку – коня.
– А этому? – десятник кивнул на перетрусившего тиуна.
– Пешком добежит!
– Не добежит! – уверенно заявил десятник. – Хлипкий. До Вышгорода, считай, четверть поприща.
– Ладно, уговорил. Сычок! Дуй в свою деревеньку, приведи какого-нибудь одра!
– Батька, может, лучше кого из наших послать? – десятник с сомнением поглядел на новгородца.
– Не беспокойся, он не потеряется! – сказал Духарев.
Сычок благодарно закивал: понял, что суровый варяг на него не сердится. Он так и не признал в грозном киевском воеводе своего старого партнера по рыночному тотализатору.
В Вышгород приехали ближе к вечеру. В сам городок воеводу с гриднями пропустили беспрепятственно, но позвала его княгиня не сразу. Пришлось подождать. А тем временем прибежал сам боярин Шишка. Должно быть, кто-то ему доложил, что Духарев приволок Шишкина тиуна.
Увидев своего человека в плачевном положении (связанный, с заткнутым, чтоб зря не болтал, ртом, тиун только и мог, что жалобно мычать и пучить глаза), Шишка с ходу принялся орать.
– Уймись, – посоветовал ему Духарев. – Пузцо от натуги лопнет.
– Немедля отпусти моего холопа!
– Ах это твой холоп… – протянул Духарев. – Значит, за его воровство мне с тебя следует спрашивать?