«Большой» ромей – это наверняка Калокир.

– Ко мне? Ждет?

– Не-а… Так пришел, поглядеть, чего тут.

Поглядеть… М-да. Патрикий империи, который пришел в Детинец «поглядеть, чего тут», – это звучит забавно. Что ж, пускай поглядит. А Духарев поглядит на него.

Сергей встал и подошел к узкому окну горницы. Двор сверху был – как на ладони. И патрикий был там.

До сегодняшнего дня у Сергея не было возможности пообщаться с ромейским патрикием Калокиром. В отсутствие сына посольство принимала княгиня у себя в Вышгороде. За Духаревым не посылала, сам же он инициативу не проявлял. Вокруг Ольги вечно терлись какие-то пришлые ромеи. Даже не столько вокруг Ольги, сколько вокруг ее духовника, ромейского попика, присланного из Константинополя просвещать язычников-русов. Духарев с ним пообщался (через толмача, ромей по русски говорил плохо), на второй минуте разговора понял, что перед ним не столько проповедник Слова Божия, сколько ромейский шпион, и быстренько знакомство свернул. Помимо попика-шпиона в Киеве постоянно жили два православных священника-булгарина. Они-то в основном и окормляли немногочисленную киевскую общину. Ромей пытался перетянуть одеяло на себя, но тщетно. Даже поддержка княгини не помогала. Правда, именно он крестил княжичей Ярополка и Олега. Крестить-то крестил, но от их воспитания был Святославом отстранен. К самому факту крещения великий князь отнесся как истинный многобожец: лишний небесный покровитель детишкам не помешает. А вот насчет воспитания – это строго! Княжичи – будущие воины, и воспитывать их должны воины. А жрец пусть воспитывает жрецов.

В общем, агента влияния из константинопольского попа не получилось, но киевских ромеев он держал в строгости и периодически вызывал на исповедь, а поскольку жил в Вышгороде, то и ромеи туда таскались регулярно.

А в терем к великому князю до сей поры не хаживали.

И вот теперь ромейский посол ни с того ни с сего заявился в Детинец, причем явился «без чинов», всего лишь с полудюжиной челядников.

Духарев поманил пальцем отрока:

– Что он привратнику сказал?

Княжий двор – не гридница, доступ не запрещен. Тем более что у патрикия официальное разрешение княгини гулять, где вздумается. Но спросить, что нужно гостю, привратник обязан.

– Сказал – поглядеть, – ответил отрок и нахмурился: привратник – из его десятка, а отроки из одного десятка, считай, родичи. – Зря пустил, воевода?

– Да нет, все путем.

Вообще-то Сергей мог бы Калокира и выставить. Мол, нечего ромею делать в княжьем дворе, тем более в отсутствие князя. Мог бы. Но не станет. Хитрый грек ничего не делает просто так.

Из окошка на втором этаже Духарев смотрел на Калокира. Тот был одет в подаренную княгиней соболью шубу. И шапка на нем тоже была соболья. Вырядился явно не по погоде: морозец от силы градусов пять, а то и меньше. Мерзнет южанин? Или насмотрелся в Вышгороде на Ольгиных ближников, что цепляют на себя шубы даже в жару – для пущего авторитета. Мытари, блин, государыни! Только и умеют, что считать добытое настоящими воинами добро, назначать оброки да приворовывать где только удастся.

Духарев смотрел на Калокира, а Калокир тоже смотрел. На упражняющихся отроков.

Серегин Славка стоял в паре с парнем года на два старше. Ростом он партнеру не уступал. В отличие от старшего брата пошел в отца: крупный, белобрысый, скуластый. Даже челюсть точно так же выпячивал, когда сердился.

Калокир наблюдал. Этот ромей знал, с какого конца браться за меч. Вот он что-то велел одному из своих, и тот подошел к гридню, школившему молодёжь. Слуга поговорил с гриднем (это был Гримми, из нурманов), тот кивнул. Ромей вернулся к своему начальнику, и тот одним движением скинул соболий прикид. Под соболями посланник императора ромеев оказался значительно компактнее: невысок, худощав. Выпуклый лоб с залысинами (на макушке тоже лысина, сверху она была отлично видна), горбатый нос, черная бородка.

Гримми сделал знак одному из отроков, тот шагнул вперед, остальные подались назад, образуя круг.