Целую минуту я переваривала услышанное. Макс в ожидании смотрел на свои руки. Значит, наше соперничество в старших классах я понимала неправильно? Он пытался не обойти, а завоевать меня?

Так вот в чем дело! Макс только думал, что любит, потому что романтика как раз была той сферой, в которой он никогда не разбирался. Конечно, это просто очередное состязание.

– Ты влюблен не в меня. – Я почему-то говорила шепотом. – Ты влюблен в идею. – Я подавила желание уклониться от ответа. Возможно… возможно, я не права. Мир менялся так быстро, что я за ним не успевала. Горло сдавило.

Макс выдохнул.

– Нет, Мэдди. Это ты влюблена в идею. Настолько увлечена созданным тобой сюжетом, что не видишь, какая история развивается на твоих глазах.

Я набралась решимости. Кто-то из нас должен был сохранить положение вещей.

– Я действительно забочусь о тебе, забочусь всем сердцем.

Он хохотнул:

– Цитируешь «Маленьких женщин»?

Попалась.

– Перефразирую.

– Мэдди, я не Лори, а ты не Джо. – Макс сделал вдох и выдохнул. – Но я могу высказаться от его имени: мне надоело оставаться в стороне, пока ты пытаешься влюбиться в кого-то другого.

– Пытаюсь влюбиться? – Мое раздражение вышло на поверхность. – Какого черта?

– Ой, да ладно. В твоем романе у каждого своя роль. Как только Питер был посвящен в романтические спасители, ты перестала обращать внимание на то, что он совершенно тебе не подходит.

– А ты подходишь?

Я хотела высказать ему все, что думаю, отругать за бесцеремонное письмо и погрозить пальцем, чтобы Макс перестал учить меня жить, но с его ресницы вдруг скатилась слеза. К моему горлу подступил ком.

– Я думал… – Он недовольно скривил рот. – Ты дала мне понять, что твои чувства изменились. – Макс посмотрел мне в глаза, не обращая внимания на катящуюся по щеке слезу. – И да, я считаю, что отлично тебе подхожу. Никого более подходящего ты не найдешь.

Ладони сжались в кулаки. Он всегда считал, что знает, как лучше. Однако Макс поставил на кон свое сердце, поэтому я сказала:

– Для кого-нибудь ты прекрасно подойдешь.

Прости Господи, тело боролось с разумом, заставляя меня прокричать: «Да!», требуя, чтобы я наклонилась и целовала его вечно. Правда, только я одна боролась за спасение нашей дружбы.