Поначалу мы его не узнали – так он вырос. Когда Бенни впервые пришел со своей мамой на «детский час», он был совсем маленьким, и хотя мы всегда с надеждой смотрим, как малыши покидают детский уголок в подвале и начинают подниматься вверх по этажам, когда мама перестала приводить Бенни, мы потеряли его из виду. Мы не придали этому особого значения. Мы теряем так много ребят, что считать потери нет смысла – пока не появляется такой мальчик, как Бенни.
«Приходи в Библиотеку», – приглашал листочек, и он отправился туда, послушно следуя инструкции, не только потому, что это действие было «флюксусом», но и потому, что он надеялся увидеть Алису или Атэну, в общем, ту девушку. Матери Бенни сказал, что летом ему нужно наверстать упущенное: почитать школьный материал, который он пропустил, пока лежал в больнице, – и та была в восторге. Да и какая мать возражала бы? Публичная библиотека – место безопасное. Вокруг – ответственные взрослые люди. Сын будет находиться в помещении, где нет проблем с качеством воздуха, и дым от лесных пожаров не спровоцирует у него приступ астмы. Аннабель все же взяла с сына обещание захватить с собой мобильный телефон, причем заряженный. На следующее утро он встал рано, поел хлопьев и уложил в рюкзак тетрадь для сочинений и пенал, где лежали шарик, ложка, несколько простых карандашей и клей-карандаш, украденный из кабинета арт-терапии в Педипси. Бенни попрощался с матерью, дошел до остановки и сел в автобус в сторону Библиотечной площади.
На этом же автобусе они с мамой ездили, когда он был маленьким; маршрут был тот же, да и пассажиры знакомые: хулиганистые подростки, сидевшие на местах для стариков и инвалидов; строители, взглядом приказывавшие своим тяжелым ботинкам со стальными носками двинуться с места; древние хромые старушки с тросточками и крашенными хной волосами, радостно занимавшие свободные места; женщины с сумками и мужчины с бутылками, которые проходили мимо по проходу на каждой остановке, останавливаясь, чтобы посмотреть на Бенни. Так, как будто они были с ним знакомы.
Но может быть, ему это просто казалось. Теперь, после больницы, внешний мир вообще казался ему несколько нереальным. В то лето лесные пожары начались рано, и дымки уже потихоньку сползали по склонам гор, придавая воздуху неземной красноватый оттенок, как у марсианской атмосферы. Бенни стал смотреть в окно; автобус неспешно ковылял по окраине города, мимо торговых центров с терминалами для обналичивания чеков и маникюрных салонов, закусочных с лапшой и шаурмой, магазинов «все за доллар» и распродаж ковров. На навесах перед ними, как тибетские молитвенные флаги, развевались разноцветные вымпелы. Яркие вывески в пыльных витринах магазинов кричали: «Торжественное открытие! Закрытая распродажа! Продаем излишки! Приходите все!» Когда автобус миновал Чайна-таун и оказался в фешенебельном торговом районе в центре города, на смену им пришли колоссальные рекламные щиты, которые покрывали все стены зданий гладкими монохромными изображениями новейших кроссовок и смартфонов, запотевших бутылок водки и блестящих, словно выкрашенных бронзовой краской фотомоделей в трусах. Рекламные щиты почти ничего не говорили. В этом не было необходимости. Они были чистым изображением. Властно возвышаясь над городом, они говорили с глазами людей голосом, не нуждавшимся в языке и даже заглушавшим звуки. Для такого чувствительного мальчика, как Бенни, это было слишком – слишком много шума, слишком много раздражителей, и когда сил терпеть уже не осталось, он сделал вид, что услышал звонок своего сотового, поднес его к уху и громко заговорил в него:
«Что тебе надо? Хорошо! Я тебя слышу, но сейчас отстань от меня! Я серьезно! Просто заткнись, ладно?» Это была одна из техник, которой он научился в Педипси, причем неплохая. Никто из пассажиров даже не потрудился поднять глаза. Никто не обратил внимания на мальчика, кричащего в мобильный телефон, и при этом он смог ответить голосам.
Когда автобус наконец подъехал к Библиотечной площади, раздражение Бенни улеглось, и он почувствовал то острое чувство возбуждения, которое помнил по самому раннему детству – ему даже захотелось, как тогда, взмахнуть руками, хлопнуть себя по затылку и ударить пятками по решетчатому полу автобуса. Бенни сдержался. У него была Копинг-карточка, чтобы справиться и с такими порывами. Вот что в ней говорилось:
Это упражнение он помнил наизусть и теперь, закрыв глаза, стал выполнять его, пока весь песок не утек из него, оставив после себя расслабленность и приятное опустошение – казалось даже, что он вот-вот воспарит. Эта внезапная легкость немного озадачила Бенни, но прежде чем он успел всерьез забеспокоиться, автобус, пыхтя и визжа, остановился на Библиотечной площади. Бенни осторожно встал, проверяя, не утратил ли он вес. Вес, судя по всему, сохранился. Сумочницы и бутылочники тоже здесь выходили.
Бенни пристроился за ними и пошел со всеми вверх по склону к Библиотеке. Его попутчики проходили в здание, регистрируясь на входе, как отмечаются в начале своей смены заводские рабочие. Они разбрелись по разным уголкам и закоулкам, а Бенни все стоял у справочного стола, пытаясь понять, что делать дальше. На бумажке было написано, что он должен прийти в Библиотеку, но не сказано, что делать дальше, поэтому, не имея дальнейших инструкций, он пошел туда, куда понесли ноги.
В Мультикультурном детском уголке никого не было, кроме одной маленькой библиотекарши, расставлявшей стулья по кругу. Было очень странно снова оказаться здесь. Бенни хотел бы здесь и остаться, но он был уже слишком большим, чтобы пытаться спрятаться среди низеньких стеллажей и книжек в ярких переплетах. Он знал, что в прячущихся взрослых парнях есть что-то страшное. Нельзя сказать, чтобы он был таким уж взрослым, но это не меняло дела. Библиотекарша показалась ему знакомой. Она вопросительно посмотрела на него, и Бенни попятился в коридор.
Засунув руки в карманы толстовки, он поднялся на эскалаторе обратно на первый этаж, а затем продолжил подъем. Бенни выходил на каждом этаже, бродил между стеллажами, читая на корешках названия книг и ища то, что он должен был найти. Он теребил клочок бумаги в кармане, сворачивал и разворачивал его, пока буквы не начали стираться. Прошло несколько часов, а он так ничего и не отыскал, но это не имело значения. Бенни просто нравилось в Библиотеке. Он вернулся на следующий день.
Мы наблюдали, как он продвигается вверх по десятичным числам Дьюи[34], начав с 000-х и 01-х (Информатика, Знания и Системы и вся библиография), поднявшись оттуда в 100-е и 200-е (Философия, Метафизика, Эпистемология и Религия), затем в 300-е и 400-е (Социальные науки и Язык), потом 500-е и 600-е (Наука и Техника), далее 700-е и 800-е (Искусство, Отдых и Литература), до самых 900-х (История) на девятом уровне. Добравшись до 999 (Внеземные миры) на самом верху Старого северного крыла, Бенни остановился.
Он заметил группу из трех кабинок, спрятанных в труднодоступном уголке в тупике, где северное крыло Старой библиотеки соединялось с одним из современных спиральных Новых Корпусов. В этот укромный уголок можно было попасть только по небольшому пешеходному мостику, который не очень удобно соединял Старое здание с Новым и откуда открывался головокружительный вид вниз на все девять этажей до самого подвального помещения, где раньше находилась Переплетная мастерская. Если бы вы наблюдали за этим мостиком в течение многих лет, как мы, вы могли бы много узнать о посетителях, которые по нему проходили. Занятые прагматики преодолевали этот отрезок быстро, не задумываясь ни на секунду. Настроенные более экзистенциально, дойдя до середины, останавливались и на секунду заглядывали через перила, представляя, каково это – шагнуть отсюда и разбиться насмерть о бетонную крышу полуподвала. Каждый раз, когда такой читатель останавливался на мостике, у нас перехватывало дыхание, и мы задавались вопросом: чем руководствовался архитектор, проектируя такую опасную стартовую площадку в Публичной библиотеке? Что за глупость! Хранилище, в котором лежат свидетельства смертельных страхов и бессмертных устремлений человечества, должно быть солидным, успокаивающим местом – гармоничным, надежным, симметричным, построенным таким образом, чтобы даже самый тревожный посетитель чувствовал себя в безопасности. Но у архитекторов и градостроителей, озабоченных обустройством собственного бессмертия, другие идеи в голове. Они смотрят на Библиотеку как на устаревший проект, а книги считают просто реквизитом, пестрым набором разномастных предметов, которые портят чистые линии их эстетичных чертежей.
Они не дружат с книгами.
Как появилось на свет это архитектурное недоразумение? Пока Бенни заглядывает за перила, наслаждаясь острыми ощущениями, которые доставляет большая высота, позвольте нам все объяснить. Мы, книги, обожаем углубляться в предысторию, а Бенни не против. Он никуда не торопится. В конце концов, у него сейчас каникулы.
В 2005 году Библиотечный совет проголосовал за строительство нового Главного здания Публичной библиотеки. Был объявлен конкурс проектов, и выиграл его один известный архитектор со своим дьявольским планом, который был назван дальновидным и постмодернистским и который в числе прочего включал в себя снос нашего любимого Старого здания. Планировалось также списать – иногда это ещё называют «прополкой» – множество самых беззащитных книг, и надо ли говорить, в каком мы были ужасе. Многие из нас помнят литературный холокост девяностых годов, когда из Публичной библиотеки Сан-Франциско изъяли четверть миллиона книг, и все они были захоронены в братской могиле на свалке. Один из критиков назвал эту катастрофическую прополку «преступлением против прошлого, совершенным на почве ненависти». Мы боялись, что нас ждет то же самое.
Начался ужасный процесс отбора и упаковки тех из нас, кому не посчастливилось, но в 2008 году, на который был намечен снос, фондовый рынок рухнул, Совет испугался и пошел на попятный, и мы, книги, хором облегченно вздохнули. Может быть, вы слышали этот вздох? Некоторые говорили, что трепетание наших страниц было похоже на шелест крыльев взмывающих в небо ангелов.
Знаменитый архитектор, недовольно ворча, вернулся к своей чертежной доске и придумал «бюджетный» компромисс – проект, в котором классическое Старое здание библиотеки обрамлялось современными корпусами, наподобие огромных кавычек. Когда строительство было завершено, Библиотека стала выглядеть вот так:
“библиотека”
С точки зрения семиотики не самый изящный дизайн. Некоторые даже называли его издевательским. Ну, что тут поделаешь.