Тогда он кивнул. Вытерев пальцы, Бенни слез с кровати и пробрался к проигрывателю через груды лежавших повсюду вещей. Он умел осторожно и бережно обращаться со старой аппаратурой. Сдув маленький шарик пыли с иглы, он перевернул пластинку, аккуратно нацелил лапку звукоснимателя и проследил, чтобы игла вошла в бороздку. Когда раздались первые звуки «Honeysuckle Rose», ему явно стало лучше.
– Помнишь те папины наушники? – спросил он, забираясь обратно на кровать.
– Те, большущие, которые ты все время надевал? Я как раз на днях о них вспоминала! Как классно ты в них выглядел! На, выбери предсказание. – Аннабель протянула сыну два печенья.
Он выбрал одно из них, развернул его и разломил.
– Ты не знаешь, где они?
– Наушники? Где-нибудь здесь… Может быть, в шкафу. Ой, смотри! У меня два!
Разломанное печенье лежало у Аннабель на коленях, а в руках она держала два маленьких листочка.
– «Вам очень интересно все аутистичное», – прочитала она. – Мне кажется, они имели в виду «артистичное», ведь так? То есть художественное. Они там просто буквы перепутали. Тогда все правильно! Я это сохраню.
Она положила «предсказание» поверх стопки книг на прикроватном столике и взяла вторую бумажку.
– «Иногда нужно просто лечь на пол». – Аннабель озадаченно смотрела на бумажку. – Это какое-то неправильное пророчество. Что бы это могло означать?
Она протянула листок Бенни, который мельком взглянул на него и вернул матери.
– Да где же тут лечь на пол, – ворчливо сказал он, оглянувшись по сторонам. – Пола даже не видно.
Аннабель огорчилась.
– Не ругайся, милый. Я стараюсь. Просто я сейчас сортирую вещи, поэтому такой беспорядок, – сказала она и бросила бумажку в контейнер с объедками. – Терпеть не могу неправильные пророчества. А что в твоем?
– «Мир – прекрасная книга для тех, кто ее читает», – прочел Бенни вслух. – «Изучайте китайский язык:
– Вот, а у тебя хорошее! – сказала Аннабель. – Книги ты всегда любил. Но разве 666 – это не число дьявола? У китайцев это, наверное, что-то другое. Держу пари, это что-то супер-удачное.
Они убрали с кровати коробки с едой и поставили пакеты на пол, а затем Бенни лег на живот рядом с матерью. Это был их условный знак, чтобы она почесала ему спину, и Аннабель просунула руку под его толстовку и начала легонько водить ногтями по кругу. Бенни закрыл глаза. Голова сына была повернута к ней в профиль, и она разглядывала его высокие скулы, разрез глаз. Цвет лица у него отцовский, а веснушки от нее. Он красив, пока еще совсем мальчик, но быстро меняется. Аннабель убрала ему со лба тонкие медные волосы, и Бенни поморщился. Он хотел, чтобы ему щекотали спину, а не лоб, и он не любил, когда она отвлекалась.
Когда Кенджи был жив, Бенни обычно ложился между ними, и родители по очереди массировали ему спину. Кенджи делал это по-своему. Мурлыкая мягкие риффы[20] скэта и бибопа, он перебирал пальцами по тонкому позвоночнику своего сына, как по кларнету, но когда Аннабель попробовала так сделать, Бенни это не понравилось.
– Ты не знаешь, как правильно, – пожаловался он, уворачиваясь от ее пальцев, и ей пришлось придумать свой собственный способ. Ее способ состоял в том, чтобы рисовать в такт музыке большие спирали на спине Бенни, начиная широко, размашисто и сужая круги, постепенно двигаться к центру. Этот способ Бенни одобрил. Ему нравилось чувствовать спиной ее острые ногти. Они были похожи на движущиеся по кругу иглы. А спина при этом казалась виниловой пластинкой: кожа словно пела – иглы извлекали из нее музыку.
Бенни