На террасе благоухали розы, но Корней словно унюхал аромат стирального порошка, узрел себя, десятилетнего, трущего белье о ребристую доску. За спиной маячит отчим, он пахнет одеколоном и перегаром.
– Старайся, пацан. Старайся, чтобы я видел.
«Милая, – подумал Корней, – мы с тобой похожи».
– А потом, – продолжала Оксана, – он уехал в Польшу. На год, и это был потрясающий год. Будто с моей шеи сняли ярмо. Я гуляла, читала, общалась с новыми людьми. Записалась на десяток курсов. И поняла, что не смогу жить, как раньше. И еще поняла, что совсем его не люблю.
– Как он принял твое решение?
– Плохо. Скандалил, угрожал. Он ведь купил обручальное кольцо на заработанные деньги. Но мой запас жалости иссяк. И вот я здесь.
Корней поднял бокал:
– За «здесь».
– Ура.
Они чокнулись. Оксана сказала, прищурившись:
– Я рада, что в тот день надела каблуки.
Парня на кладбище самоубийц звали Иржи. Он был фотографом. Иржи страдал от болезни, описанной невропатологами Вестфалем и Желино: нарколепсии. В школе его прозвали Спящей Красавицей. За день парень неудержимо засыпал около тридцати раз. Прогуливаясь по парку, обедая, занимаясь спортом – он вдруг цепенел. Раздражителем становился любой монотонный звук: бой часов, шорох листвы, урчание мотора. Из-за нарколепсии Иржи не водил автомобиль, не плавал, не катался на велосипеде. У него не было подружки; девушки улепетывали со свидания, на котором их ухажер вырубался с непрожеванным мороженым во рту.
Настоящая напасть.
На улице Иржи очухивался быстро – врезавшись в столб или пешехода. Но, заснув дома, он дрых часами и частенько опаздывал в офис. Пришлось уволиться и работать на себя, фотографировать для сайтов и журналов.
Его мучили гипнагогические кошмары. В момент засыпания (обычного, «горизонтального», как он это называл) Иржи видел старуху с огромными ржавыми ножницами, она щелкала лезвиями, подбираясь все ближе, и хохотала.
Проснувшись, он несколько секунд не мог ни шевелиться, ни разговаривать.
На кладбище Иржи выключился.
Перед приступом он примерялся к могильным плитам сквозь видоискатель, сквозь оконца часовни. Старуха вылезала из подвала, в рубище, с дьявольскими ножницами в клешне.
«Стоп, стоп, стоп…» – подумал Иржи.
Уснул.