Еще четверть часа разбойники искали ключ: фыркал Смок, охал Кохи.
Коротышка воспользовался моментом, чтобы оправдаться.
– Печено не зря сбежал, – перекрикивая шум водопада, доказывал он. – Этот хитрец нашел ключ и куда-то спрятал… И вообще, это он мне подножку подставил, специально, чтобы я упал и выронил камень.
Вернулся запыхавшийся Уток, продребезжал с нотками вины в голосе, что добежал до форта, осмотрел примыкающие ходы, но Печено, как сквозь землю провалился. Знал бы он, насколько это близко к истине. Зочур ругался; доставалось всем, в том числе Ганиту.
Наконец Печено услышал спокойный голос Смока.
– Там на дне несколько дыр, шеф. Ключ, либо упал в одну из них, и теперь его не достать. Либо…
– Что?.. – рявкнул Зочур.
– Либо его, правда, стащил Ган. Он солгал – нет на дне никакой скважины.
– Черт! Черт! – Зочур окончательно вышел из себя. – Быстрее одевайтесь, достаньте наглеца любой ценой. Обыщите катакомбы, переверните весь город, но чтобы к утру он был в старом форте. Быстрее! Быстрее!
Через минуту разбойники ватагой протопали мимо, пустота катакомб поглотила шум нестройных шагов.
Глава восьмая, в которой Пул знакомится с Талей
На старом кладбище давно не хоронили усопших. Скалистый грунт не поддавался лопате без кирки и лома, и погребение стоило немыслимого труда. В то же время, как парадокс, могилы зачастую подвергались разграблению. Окрестные жители винили в этом грехе головорезов Зочура. Но акты вандализма начались задолго до появления в катакомбах разбойников, поэтому, кто наживался таким кощунственным способом, оставалось загадкой. По городу ходили слухи о секте чернокнижников. Мэрия, устав от жалоб, выделила под кладбище территорию в южном пригороде, невдалеке от солдатских казарм. Рядом построили церковь, где теперь и отпевали покойников. А местная часовня пришла в запустение, превратившись в памятник архитектуры. Лишь нищий бродяга искал иногда убежища под обветшалой сводчатой крышей, да ночевали бездомные собаки.
В призрачном свете лун покинутое здание выглядело мрачно, так и лезли в голову мысли о безумных секстантах, или, того хуже, о привидениях растревоженных вандалами покойников. Пул настойчиво гнал страшные образы.
Входная дверь зияла провалом: возможно, створки переставили на новую церковь, а, скорее всего, стащили. Пул остановился на пороге, прислушался. Звенящая тишина наполняет пространство; она звенит многоголосым пением сверчков среди могил, далеким собачьим лаем на околице, десятками других менее уловимых звуков. Негромко зашуршало и в самой часовне.
– Мистер Печено?! – насторожившись, спросил Пул.
Никто не откликнулся, но неподалеку в кустах под большим деревянным крестом кто-то зашевелился, раздалось невнятное бормотание, словно там молился монах.
Пулу стало неуютно; оглянувшись на залитое розовым светом кладбище, он сделал шаг внутрь часовни, позвал Ганита еще. В ответ из темноты дальнего угла вынырнула человеческая фигурка, быстро приблизилась. Сначала Пул испытал облегчение, но в следующий миг осознал – перед ним не Ганит Печено. Фигура принадлежала подростку, может, ровеснику Пула, щуплая, ниже ростом.
– Эй, толстяк, прекрати орать, – девчоночьим голосом прошептала фигура, и, схватив Пула за локоть, оттащила от дверного проема. – Ты вспугнул их.
– Кого?
– Расхитителей могил.