Вика сказала:
– Ты этим и займешься, – и так просительно взглянула ему в глаза, что Витька снова кивнул.
Вечер был ясный, но, судя по тучам вдалеке, обещал ночную грозу. Сашка ощущал, как сухой дневной жар переходит в тревожную духоту. Каждый раз, чтобы успокоить себя, он вспоминал Анину радость. Но тут же на ум приходили замененные уличные таблички. В них чувствовалась какая-то непонятная мерзость.
И еще Вику явно что-то напрягало. Что же это, домашняя ссора? Или она знает что-то про эти таблички? Или для нее клад имеет какое-то особое значение? Странно, это Лешка должен бредить кладом, надеяться потратить его на мамину операцию, если не выйдет с квотой.
Пока у него вроде все было в порядке. По словам Лешки, доктор в поликлинике, услышав о квоте, удивилась, пошла к главврачу. Но тот, посмотрев все документы, признал: Лешкина мама имеет все права на квоту, и выписал направление. Теперь оставалось дождаться подтверждения из областного министерства здравоохранения.
Лешка как раз чувствовал себя неплохо: шел рядом с Аней, смеялся, иногда канючил, просил и его взять в полет. Аня обещала слетать на разведку, потом взять его, но только с Сашкой.
Сашка улыбнулся, подошел к Вике, замыкавшей шествие. Попробовал подбодрить:
– Вичка, мы решим твою проблему, даже если клад не найдем. Если клад так нужен, сами его закопаем и выроем.
– У меня нет проблемы, Саня, – тихо ответила Вика. – Это наша проблема. Причем твоя – в наименьшей степени.
Сашка хотел было обидеться. Это почему же так? Потому что он москвич и дружит с ними совсем недавно? Но голос Вики был так печален, что обидеться не получилось.
На этот раз ребятам пришлось повозиться и понервничать. К счастью, корпус так и не поставили на сигнализацию, но закрыли на замки. Витьке нужно было спиливать дужку, а друзьям наблюдать всерьез: пару раз вдали показывался сторож. Правда, полного охранного круга он не совершал.
Наконец дужку победили. Витька достал из рюкзака целый замок, прихваченный на этот случай, сказал, что после поставит и положит рядом ключ, чтобы не причинять ущерб заводу даже в мелочах.
Внутри старого корпуса ничего не изменилось. Заводской персонал только вынес мусор и манекены, оставшиеся от дискотеки балбесов. Даже импровизированная лестница из ящиков так и стояла на прежнем месте.
Друзей интересовал только подвал. Признаков того, что туда хоть кто-нибудь заходил, не нашли. Добрались до первой двери, открыли ключом. Сашке показалось, что за прошедшие дни запах истории выветрился. Потом луч фонаря уперся в замок с шифром.
– Что же, начнем, – сказала Аня, – у нас три попытки.
Барабаны с цифрами крутил Витька, как владелец самых лучших перчаток и обладатель самых подходящих пальцев. Но колесики то ли проржавели, то ли покрылись пылью, поэтому шли очень туго.
– Уж точно не ошибусь, – пыхтел Витька, – пальцы не разрешат. Не хотят второй раз крутить. 1899 – год счастья. 1908 – год триумфа. 1913 – год печали.
Цифра «3» стала напротив «1».
– И что? – с тревогой спросила Аня.
Вика цыкнула на нее.