Книги

Ключ к Ледяному Источнику

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, вы не поняли. Бессмысленно его искать в шумных местах.

— Лина права, — Синт, трущий глаза от недосыпа, кутался в сюртук и жался к чужемирке. — Он сейчас один. Там, где никто его не встретит. Он же грустит.

Лина шумно вздохнула. Ледяному плохо. Убийце, собиравшемуся пустить ее на корм Демонам, плохо. И она ищет его, чтобы утешить. Почему-то злости уже не было. Она старалась. Очень старалась снова разозлиться, но чувствовала только боль и опустошение. И нежелание жить.

Маг подумал, поводил носом в воздухе, словно гончая, берущая след, подхватил Лину за руку и потянул куда-то к старой обители. Большой парк, разбитый вокруг старинного здания, был ограничен с северной стороны рекой с высокими берегами.

— Ну конечно же, он всегда любил смотреть на реку, — Лина опять вспомнила Мельхорм.

Странная троица продиралась сквозь запущенный сад. В какой-то момент маг остановился.

— Что такое?

Маг не выглядел испуганным, но дальше не шел.

— Он там. На берегу. Вы были правы.

— И почему вы стоите?

— Думаю, нам с мальчиком лучше пойти домой.

— Ах вот как?

— Наедине у вас больше шансов, — Амар Парт решительно развернулся и увел за собой сопротивляющегося Синта.

Лина фыркнула, и, демонстративно шумя, пошла к реке.

* * *

Блики луны плясали на темной, кажущейся маслянистой, глади. Тихое журчанье воды аккомпанировало этому нежному танцу света и увлекало за собой в ночную сказку. Ледяной сидел на земле, опершись спиной о ствол старого дерева, и смотрел вдаль. Он даже не обернулся, когда подошла Лина. Она молча села рядом. Обратила внимание на пару бутылей, валявшихся в траве. Еще одну он держал в руках. Оба молчали. Ледяной не выдержал первым:

— Зачем пришла? — несмотря на бутылки, голос звучал трезво.

— Маг волнуется за свой Источник, — тем же тоном ответила чужемирка.

— Че ж сам не подошел?

— Решил, что я справлюсь лучше.

Наемник усмехнулся и отпил из горла. Опять замолчали. Лина прислушивалась к своим ощущениям. Удивительно, но ей стало лучше. Внутри уже ничего не разрывало ее на части. Осталась только глухая горечь.