— Мне поручено передать вам, господин полковник, — вежливо, но в то же время со свойственной офицерам свиты развязностью сказал ротмистр, — что вас ждут сейчас в штабе его превосходительства генерала Краснова… Со всеми бумагами, касающимися подготовки ваших войск к наступлению. Прошу вас незамедлительно выехать в ставку на моем автомобиле.

Волнуясь и оттого много суетясь, полковник запихал в портфель пачку документов, карту боевых действий и, проклиная в душе выскочку атамана, последовал за его нагловатым офицером для особых поручений в автомобиль.

Машина миновала дозоры белых и на большой скорости неожиданно свернула на дорогу, ведущую в расположение советских войск. Полковник с тревогой повернулся к ротмистру, открыл было рот, чтобы задать недоуменный вопрос, да так и застыл — в лоб ему смотрел темный зрачок маузера.

— Не волнуйтесь, полковник, — услышал он от своего загадочного спутника, — но я не князь, а начдив Киквидзе.

С этими словами Васо ловко извлек наган из кобуры на поясе полковника и перебросил его на переднее сиденье, к шоферу.

…Рассказывали бойцы, что в одном бою Киквидзе на броневике ворвался в тыл к белым, ведя бешеный огонь из пулемета. Вдруг тяжелая машина попала задними колесами в не замеченную водителем воронку от разрыва снаряда и намертво застряла в ней. Все попытки шофера вырваться из западни ни к чему не привели — колеса буксовали и только глубже погружались в вязкую осеннюю землю.

Между тем белоказаки со всех сторон окружили броневик. Они не скрывали своего восторга. Еще бы! Знаменитый красный начдив сам попал в их руки, а за его голову обещана атаманом большая награда. Однако из-за укрытий не высовывались, ждали, пока в броневике кончатся боеприпасы.

Киквидзе прекратил стрельбу.

— Ленту! — заорал он во весь голос, а сам сделал рукой отрицательный жест.

Боец, его спутник, оказался из понятливых.

— Нету! Патроны вышли! — закричал он в ответ.

Казаки, уже ничего не опасаясь, подошли к броневику вплотную и стали обсуждать, что делать дальше. Кто-то предложил подорвать дверцу броневика гранатой. Киквидзе невольно заволновался. Но тут послышался другой голос:

— Негоже дорогую машину калечить, станичники. Надо лошадей пригнать и вывести броневик к своим, а там уже выкурить из него красных дымом, как пчел из улья.

Это предложение понравилось всем, особенно Киквидзе.

Казаки привязали к броневику веревки, впрягли коней. Машина дернулась раз, другой. Лошади поднатужились, понукаемые руганью и ударами нагаек, рванули сильнее и вытащили броневик из воронки. И тут заговорил до сих пор молчавший пулемет. Киквидзе в упор расстреливал опешивших казаков. Взревел мотор, шофер дал полный газ, и, обрывая постромки, машина устремилась к своим.

…Так рассказывали бойцы. А вот чему действительно стал свидетелем Кирилл Еремин.

Начдив отправлялся верхом на Воронке в рекогносцировку, его сопровождали несколько штабных командиров и отделение бойцов. Ехали лощиной, спокойно, знали, что белых здесь быть никак не должно. Внезапно впереди, откуда-то из балки, вынырнуло около сотни вооруженных всадников. Хвосты у лошадей не подрезаны, винтовки торчат из-за правого плеча. Примета верная — казаки!

Что делать? Укрыться негде, уходить нельзя — с такой дистанции постреляют без промаха. Казаки, однако, не стреляли, сгрудились кучей, видно, не могли разобрать, кого встретили. Командиры и бойцы с тревогой смотрели на Киквидзе, ожидая команды к последнему, отчаянному бою. Но такой команды не последовало. Василий Исидорович поправил шашку, маузер и, бросив: «За мной!», поскакал навстречу казакам. Словно крылья гигантской птицы, развевались за его спиной полы бурки.

Когда до белых оставалось несколько метров, начдив резко остановил коня и властно крикнул:

— Я — Киквидзе! Сдавайте оружие, жизнь гарантирую!