— А что я могу сделать? — пожимаю я плечами, — не бросать же все? Сама знаешь, сколько я к этому шла.

— Но что с Зубом-то делать будешь?

— Ничего. Он — сам по себе, я — сама по себе.

— Погоди! А Сонька? Ты же ему скажешь?

— Ну…

— Катька!

— Маша! Не дави! Я пока не знаю! Не уверена! — меня срывает на громкий голос, что, вообще-то редкость редкая, — он все такой же, понимаешь? Ему ничего не нужно! Кроме секса. Только увидел, руки распустил тут же!

— Нихера себе…

— Ой… — я понимаю, что лишнего трепанула, и торопливо пытаюсь откатить назад, — ну, то есть…

Понимаешь, он просто близко стоял, а под лестницей темно, и…

— Сука долбоклюйская, — ругается Машка, — всегда знала, что он — скот редкостный, но чтоб до такого! Приставал к тебе? Руки распускал? Давай я приеду, по тыкве пустой настучу? Я давно хочу уже! Знала бы ты, как я его била, пока мы вместе жили! В синяках ходил, тварь! Все, я приеду!

— Куда ты там собралась, мартышка? — веселый голос Вадима прерывает Машкины планы мести, а я тут же отвлекаюсь. Потому что на руках у Машкиного мужа — моя девочка, моя Сонечка.

— Мама! — пищит она, выворачивается из рук Вадима и протягивает ко мне ручки.

— Де мама? — еще один детский голосок доносится со стороны входа, и в зоне охвата камеры появляется сестра Вадима, Анечка. Понятно, там у них целый детский сад.

— Твоя мама на работе, кнопка, — смеется Вадим, — а это мама Сони, тетя Катя. Тиран — фу! Пошел отсюда!

Я смотрю на творящийся по ту сторону камеры бедлам и смеюсь. Моя девочка что-то лепечет, делясь со мной впечатлениями от поездки на собаке, Анечка куксится, потому что на экране не ее мама, Машка возмущенно пересказывает мужу мою историю, Вадим пытается одновременно успокаивать сестру, слушать жену, отгонять нагло лезущую в комнату собаку…

— Ребят, я вас так люблю! — вырывается у меня, практически со всхлипом.

— Мама! Не плачь!

— Эй, ты чего там? Катька? Не вздумай рыдать! Я скоро приеду и натяну Зубику глаз на его зубик!

— Разбежалась, мартышка! Сиди дома, я сам сгоняю!