— Господи Боже мой! — Дженис вдруг постарела на пять лет. — Я забыла и оставила их в доступном для нее месте.

— Она всегда так делает?

— Угу. Вот поэтому наш салон — уже пятый, который она осчастливила за последние десять лет. Остальные ее кое-как терпят, но, видно, она уже превзошла сама себя. Так богата, так образована, и воспитана в приличной семье. Не понимаю, зачем ей это.

Мы посмотрели друг на друга, одновременно пожали плечами: причуды состоятельных белых воротничков нам непонятны. У нас было полное взаимопонимание.

— Надеюсь, ты не лишишься ее как клиентки. Я была максимально тактична.

— Ценю. Но серьги мне дороже, чем потеря этой дамы. Это подарок мужа. Они немного жмут, и я их снимаю чисто автоматически.

Меня просто осыпали благодарностями. Я надела пальто:

— Пожалуй, мне пора. Такое удовольствие получила, замечательно обслужили.

— Брату спасибо говори, — Дженис опять широко улыбалась. — И потом, ты ведь сама отблагодарила за все. — И она подняла повыше серьги.

Я тоже улыбалась, выходя из теплой и дружеской атмосферы салона, но этого хватило ненадолго. Столбик термометра упал, небо с каждой минутой темнело. Я быстро зашагала к дому. После холодного скрипучего лифта я была рада, что Олси дал мне ключ, отперла дверь и вошла в теплую квартиру. Включила лампу, телевизор, чтобы не чувствовать одиночества, свернулась на кушетке и стала вспоминать только что пережитое удовольствие. Но как только я оттаяла, то поняла, что Олси, видно, выключил обогреватель. Конечно, в доме — не на улице, но квартира не отапливалась.

Звук поворачиваемого в замке ключа вывел меня из раздумий, и в квартиру вошел Олси с папкой, набитой бумагами. Он был усталым и озабоченным, но сразу расслабился, когда увидел, что я его жду.

— Мне Дженис звонила, сказала, что ты была у нее, — его голос становился все теплее. — Она просила меня еще раз поблагодарить тебя.

Я пожала плечами:

— Мне так нравится, что они со мной сделали. Я ведь никогда в жизни не бывала в таких салонах.

— Как, ни разу не была в парикмахерской?

— Бабушка ходила иногда. А я только один раз, мне кончики волос подстригали.

Он так изумился, будто я призналась, что ни разу не была в туалете со сливом.

Чтобы скрыть свое замешательство, я растопырила пальцы, ожидая от него восхищения моими ногтями. Я не хотела длинные, и Коринна нашла самые, по ее разумению, короткие, какие только были. — И на ногах — тоже в тон, — похвасталась я хозяину дома.

— Покажи, — попросил он.

Я развязала кроссовки и стащила носки. И вытянула ноги. — Здорово, верно?