Меж тем в кабинете проявилось сразу двое дозорных – Темный и Светлый. Вероятно, это была смена тех, кому выпало нынче приглядывать за Ришелье. Ни одна значимая персона не оставалась без присмотра со стороны Дозоров; за королем, королевами и первым министром велось скрытое круглосуточное наблюдение. Я неоднократно сталкивался с этими «телохранителями» и пару раз даже беседовал с ними по душам, разделяя сферы наших взаимодействий, однако ни разу еще угроза жизни и благополучию Ришелье не сводила нас вместе, по одну сторону. Я надеялся, что и теперь – не тот случай.

Дозорные, убедившись, что первый министр под моей личной охраной, вновь ушли в Полумрак и переместились в приемную. Там один из них применил простенькое заклинание – и все находящиеся в очереди на аудиенцию вельможи внезапно вспомнили о неотложных делах за пределами Лувра. Хм… Все может быть куда серьезнее, чем показалось мне минуту назад. Тьма меня задери! Я по-прежнему не собирался покидать балкон, но мне требовалось понять, что же происходит! Отсюда, фактически из-за пределов Лувра (так как мы были отделены от коридоров дворца не только внутренними перегородками кабинета, но и толстой каменной стеной, с внешней стороны которой располагался наш балкон), мне было не разглядеть деталей. И поэтому я начал спешно искать, кем можно было бы воспользоваться, пока еще не все разбежались под воздействием дозорных заклятий.

Магия вампиров сильно отличается от магии Иных. Магам проще: у них на каждый случай припасено воздействие. Мы же не творим заклинаний в привычном смысле этого слова. Взять человека или Иного под полный контроль мы можем, только используя Зов. В остальных случаях контроль на большом расстоянии не будет совершенным (а это значит, что мы не получим представления и о десятой доли того, что происходит у человека в голове, что он видит и слышит вокруг себя, о чем думает), и человек сохранит достаточную свободу действий. Однако сейчас мне как раз требовался кто-то, чей мозг не будет задурманен Зовом. Сложность заключалась в том, что сумбурные передвижения людей и Иных в недрах дворца не давали мне возможности сосредоточиться на ком-то одном. С такого расстояния для удачного воплощения моего замысла требовалась или хорошо изученная аура, или хорошо знакомая кровь. Конечно же, я сомневался, что здесь бродит кто-нибудь, кого я когда-то высушил. Тысяча чертей, это был бы действительно забавный финт!

Тем удивительнее было ощутить в мельтешении теней знакомый аромат.

Я не сразу разобрался, чья это кровь, я просто обрадовался, что нашел крючок, зацепку, за которую можно ухватиться. Потянув за тонкую ниточку запаха, я постепенно переместил часть своего сознания в голову молодого, судя по всему, человека. Человек этот, озираясь по сторонам, старался сохранить хладнокровие, хотя я чувствовал, что ему, как и многим другим вокруг, хочется побыстрее покинуть здание. Я заставил мужчину наклонить голову, чтобы я мог при помощи его глаз удостовериться, что на перевязи у него висит шпага. Что ж, в случае чего носитель частички моего сознания сможет постоять за себя. Если, конечно, он умеет достойно пользоваться оружием, а не носит его как деталь изысканной одежды.

Я не мог без вреда для его сознания заставить его направиться к приемной первого министра, но вызвать интерес к этому помещению я все-таки умудрился: молодой человек, положив ладонь на эфес, зашагал туда, откуда все остальные стремились уйти. И только теперь я с удивлением узнал своего носителя – им оказался виконт д’Армаль-Доре! Видимо, запаха от той царапины, что я оставил кончиком шпаги на его брови, оказалось достаточно, чтобы теперь мой организм признал его кровь. Оставаясь частично в его голове, смотря по сторонам его глазами, я и сам продолжал с балкона осматриваться сквозь La Pénombre, и постепенно кусочки мозаики стали занимать положенные им места.

Как и в любом здании, в котором располагаются представители власти, в Лувре было несколько помещений, охраняемых людьми с особым тщанием. Помимо личных покоев короля, королевы и Марии Медичи к таким помещениям относились и рабочие кабинеты перечисленных особ, а также апартаменты принцев и принцесс, министров, личных секретарей, некоторых советников и наиболее приближенных персон. Приглядывали за казной и архивом, за кухней и конюшней. Я не знал, что за инструкции у дозорных на случай, когда какого-нибудь фаворита решит убить завистник или фанатик из числа людей. Наверное, буде установлено, что человек не находится под магическим воздействием (а это можно определить практически сразу, если вспомнить о средствах, которыми располагают Дозоры), такого человека даже не тронут – пусть идет и вершит свое черное (или благое, это уж как посмотреть) дело. И если обыкновенный казначей решит похитить значительную часть серебра из королевских сундуков – Иные ему тоже вряд ли станут препятствовать. Со всеми этими преступлениями должны справляться мушкетеры и швейцарцы.

Совсем другое дело, если на кухне или в алькове обнаружится Иной, которому не полагалось бы быть в этих местах. Ради таких случаев на подступах к нужному помещению Дозорами установлено несколько ловушек, окна и двери опутаны целой сетью всевозможных охранных заклятий, и преодолеть их без особой метки на ауре невозможно – поднимется тревога, и вот тогда в дело вступят дозорные гарнизоны.

Нынешним вечером неизвестные попытались пробраться сразу в четыре-пять помещений Лувра, в том числе – в комнатку по соседству с приемной Ришелье. В этой комнате, соединенной с кабинетом кардинала маленькой дверью, постоянно сидели секретарь-писарь, секретарь-расшифровщик донесений и распорядитель, готовые в любой момент явиться на звонок колокольчика первого министра. Когда Ришелье задерживался допоздна и отпускал секретарей, этим же помещением нередко пользовался отец Жозеф, начальник тайной канцелярии кардинала.

Попасть в означенную комнату можно было не только из кабинета Ришелье, но и из общего коридора – именно этим входом и попробовал воспользоваться некто. Попробовал – и исчез, едва только сработало первое из сети охранных заклятий. Но пока дозорные караулы спешили сюда, такие же попытки проникновения были предприняты и в других местах, в разных концах Лувра.

– Кто же вас дурачит? – пробормотал я себе под нос и вынул шпагу из ножен (то же самое проделал д’Армаль-Доре, идущий по коридорам в сторону приемной первого министра).

Кто-то явно отвлекал стражей порядка от истинной цели, но от кого или от чего? Дозорные, которые одновременно со мной сообразили, что происходящее – не что иное, как отвлекающий маневр, снова перегруппировались: теперь основные их силы были стянуты на защиту четырех персон, и мне нет нужды заново перечислять их. Обилие Иных во дворце лишь усложняло задачу определения злоумышленников.

Я обернулся к Ришелье и, глядя ему в глаза, вкрадчиво спросил:

– Если бы вам задали вопрос, что сейчас в Лувре самое важное, из-за чего стоит рисковать, за что имеет смысл биться насмерть и что никоим образом не должно покинуть этих стен, – какую вещь или документ вы бы назвали?

Кровь в нем зашумела с удвоенной силой, дыхание участилось, а зрачки подернулись пленкой полусна.

– Договор.

– Договор с испанцами?

Он молчал, кусая губы, так сильна была в нем струнка непокорности.

– Проклятье! Ну? С герцогом Савойским? С австрийскими Габсбургами? Скорее, Арман, у нас не так много времени! – Мне пришлось надавить еще сильнее.

– Брачный договор, составленный мной и Людовиком Тринадцатым и подписанный Якобом Первым и принцем Карлом.