Жениться Лепяго не сподобился, поэтому места в его большой избе хватило всем. Мы приехали втроем: я, Слава и Вадик, ради общего дела отказавшийся от ненаглядных бабочек. Корефан согласился терпеть нетрадиционно ориентированного энтомолога, а Гольдберг-младший, чувствуя такое к себе отношение, поубавил жеманности. Даже золотую сережку из правого уха снял и повадками напоминал теперь переодетого монаха, чье чело облагорожено печатью невинности. Мне же в этой компании было значительно легче. Ни к кому из спутников я неприязни не питал, а с Андреем Николаевичем моментально нашел общий язык. Рыбак рыбака видит издалека.

– Вы не представляете, – продолжал радоваться Лепяго, пока мы отдыхали с дороги и насыщались чем Бог послал, вернее, тем, что привезли с собой, – в холостяцком жилье отыскалось лишь немного овсянки. – Как я соскучился по беседе с образованным человеком! Только в школе и спасался, понимаете? Круг интеллигентных людей здесь настолько узок, что только с коллегами и можно общаться. Когда из школы ушел, точнее, меня перевели, ну, предложили – от такого места отказываться нельзя, один-единственный музей в районе, да что там в районе – во всей области! – так вот, понимаете, они в школе, а я здесь… умные разговоры стали так редки… Сбор экспонатов – занятие нелегкое, скажу я вам. Приходится лазить по тайге. Отнимать, знаете ли, у природы, выкапывать, археологией заниматься.

При этих словах я улыбнулся, а обрадованный положительной реакцией Лепяго затараторил еще пуще:

– Прекрасная экспозиция получилась, выдающаяся! – Глаза его загорелись. – Пойдемте, я вам покажу, в самом-то деле!

Отказать радушному хозяину было невозможно. Мы перешли через дорогу, благо жил Андрей Николаевич напротив Дома офицеров, и начали осмотр местных диковин.

Поглядеть действительно было на что. Детище свое Лепяго обожал и трудился над ним не покладая рук. Музей состоял из четырех проходных комнат, три из которых были полностью заняты экспонатами, а последняя только наполовину. В первой комнате стоял чум, там был подробно представлен быт аборигенов. Возле него торчали два чучела в богато расшитой меховой одежде. Лица у них были сделаны из тряпок, над которыми потрудился кто-то, знакомый с византийской иконописью. Так мог бы выглядеть Иисус, родись он в Сибири.

– Зэки рисовали, – пояснил Андрей Николаевич, – тут, знаете ли, такие таланты сидят…

– Зона богата талантами, – поддакнул я.

– Я здесь все воссоздал до мелочей. – Лепяго так и распирало от нетерпения. Нам, как гостям, грозило выдержать всю экскурсию целиком. – Настоящую одежду собрал, которую носили эвенки. Видите, мужчина одет по-зимнему, в доху, штаны у него из лосиной кожи, на ногах унты, а жена его одета по-летнему: в парку и олочи.

– И в той дохе дал маху я, – произнес Слава задумчиво, – она не греет…

– Абсолютно, – поспешно закончил я.

Андрей Николаевич пропустил наши реплики мимо ушей.

– Палка у нее в руке называется аргал, – продолжил он, – она использовалась для управления оленьей упряжкой.

– А когда тут олени-то были? – пренебрежительно поинтересовался Слава. – Теперь всё, небось, на зэках возят.

Засунув руки в карманы, он стоял перед чучелом кабарги, брезгливо разглядывая немудреную дикарскую утварь.

– Не так давно, кстати, исчезли, – сообщил Лепяго. Его непросто было сбить с панталыку. – А если в лес подальше зайти, то можно наткнуться на диких кабарожек. На них до сих пор охотятся. Кстати, насчет охоты. Видите пальму в руке мужчины? Вон, тесак так называется. Несмотря на грозный вид, пальма не является для местных жителей оружием. Это сельскохозяйственный инструмент, такой же, как коса у русских.

Я присмотрелся. Чучело было вооружено своеобразным мачете с длинной ручкой или скорее коротким копьем с длинным узким лезвием почти с рукоять величиною. Может быть, этой пальмой и можно было рубить какой-нибудь стланик, но смахнуть голову с плеч она тоже могла за милую душу. В другой руке туземец держал лук. На левом бедре, оперением к пузу, висел колчан со стрелами.

– Настоящий боевой лук, – похвастался директор музея. – Хранился в одной семье.

– Тут что, бои шли? – хмыкнул Слава.

– В свое время – да, – просветил нас Андрей Николаевич. – Вы у себя в Ленинграде о Севере все больше по фильму «Начальник Чукотки» судите, а зря. Не такие они простые, если уж хотите знать. Казаков со времен Ермака Тимофеевича гоняли такими луками, да и между собой северные народы тоже бились насмерть. Лет двести назад тут такие войны шли, что ох ты ну.